- Мария? Кто это?

- Наша соседка. Мы живем в одном доме, только у неевход с другой стороны. Эспера любит у нее сидеть.

- А вы, выходит, не любите? - зачем-то спросил я и тутже поймал себя на том, что начинаю разговаривать с детьми Анны менторским тономнедовольного учителя. Так не пойдет, надо сдавать назад.

- Да ну ее, - включился в разговор Буллит, - стараядура эта Мария! Живет на свете миллион лет, все не помрет никак. И головуморочит Эспере всякой ерундой, мозги ей забивает.

Я ждал, что Лаки как-то отреагирует на слова брата, илидобавит что-то от себя, или, наоборот, возразит ему, или хотя бы осадит парняза грубость, но ничего такого не произошло. Девочка сидела, наклонив голову, и,казалось, даже не слушала, что говорит Буллит. Кстати, взрослые собеседникимоих знакомых подростков тоже не вмешивались, тихонько переговариваясь о чем-томежду собой и посмеиваясь. Н-да, прелюбопытная компания, два мужика лет посорок или чуть меньше, агрессивный и злобный мальчишка и тихая молчаливаядевочка. Что у них может быть общего? И это не случайный эпизод, ведь Лакисказала, что ее сестра Эспера никогда не ходит с ними. Стало быть, они сБуллитом довольно регулярно ходят по вечерам в такие заведения. Что ж, есть чтопоизучать и над чем подумать. Ладно, оставлю их в покое, а завтра зайду к Аннеи задам ей несколько вопросов о ее детках. Кстати, заодно и попробуюпознакомиться с соседкой по имени Мария. Если она действительно такая пожилая,как считает Буллит, то, вполне возможно, расскажет что-нибудь интересное изистории деревни, иными словами, поведает мне, откуда и когда появились этиболее чем странные нравы, порядки, правила и законы. В частности, закон, покоторому дети Анны неприкосновенны...

Проснулся я ранним утром и, против ожиданий, чувствовал себясвежим и полным сил, хотя лег довольно поздно. Приведя себя в порядок припомощи туалетных принадлежностей, купленных накануне здесь же, в гостинице, яспустился вниз и спросил, где накрывают завтрак. Ресторан оказался на второмэтаже, еда приятно удивила меня свежестью и разнообразием, и на прогулку явышел переполненным самыми радужными эмоциями и приятным нетерпеливыможиданием: сколько еще нового и интересного мне предстоит здесь увидеть иузнать!

Первым делом я решил прогуляться по деревне, чтобы понять ееразмеры и топографию, иными словами - удовлетворить ориентировочный инстинкт.Разглядывая дома и улицы, я пришел к довольно странному выводу: здесьсуществовало только три типа зданий, и внутри каждого типа особых различий ненаблюдается. Во-первых, гостиницы. Их было великое множество, вчера в темноте язашел в первую попавшуюся, просто заглянул внутрь и по интерьеру лобби сделалвывод о ее приличном уровне и остался. Сегодня же, при свете дня, я убедился,что гостиницы, попадавшиеся мне на каждом шагу, были примерно одинаковыми,четырех-пятизвездочными, если судить по тому, что можно было увидеть через окнаи стеклянные двери. Неужели сюда приезжают только состоятельные туристы? Тогдавыходит, что эта деревня - дорогой курорт. И как это может быть, чтобы о немникто не слышал и не говорил? Чудеса!

Второй тип зданий - так называемые заведения,располагающиеся либо в нижних этажах гостиниц, либо в двухэтажных домиках. Судяпо вывескам, здесь наличествовали и бары, и кондитерские, и рестораны, иказино.

И, наконец, третья разновидность зданий - жилые дома. Все наодно лицо, все похожи на тот дом, в который я зашел вчера - дом Анны. Не былони роскошных вилл, ни оригинальных коттеджей, ни простеньких бунгало, ни хижин.Добротные просторные дома в два этажа, примерно одинаковой архитектуры.Получается, в этой загадочной деревне не было ни бедных, ни богатых, все жителиобладали одним и тем же уровнем достатка. Как такое может быть? Я где-то читал,что в свое время существовала идея построения общества всеобщего равенства водной отдельно взятой стране. Неужели именно здесь, в этой богом забытойдеревне как раз такое общество и построили? Тогда тем более странно, что обэтом никто не знает, об этом не пишут газеты и не рассказывают по радио ителевидению.

Я добрел до окраины и неожиданно обнаружил католическую церковь.За церковью больше ничего не было, только поле, а за ним - лес, густой, темныйи пугающий. И только тут я сообразил, что не видел в деревне кладбища. По моимпредставлениям, кладбище должно находиться рядом с церковью, а поскольку храмовна территории деревни мне не попадалось, то и про кладбища я как-то невспоминал. Но и на окраине погоста не обнаружилось. Где же местные жителихоронят своих мертвецов?

Собственно говоря, я добрел только до одной точки на краюпоселения, и выводы делать рановато. Надо обойти деревню вокруг и только потомсформировать список вопросов, которые будут заданы либо Анне, либо ее пока ещене знакомой мне пожилой соседке по имени Мария.

Я неспешно зашагал по дороге, опоясывающей деревню внешнимкольцом, глубоко вдыхая влажный утренний воздух, еще не высушенный жаркимлетним солнцем, и наслаждаясь неизвестно откуда взявшейся неожиданнойупругостью собственных шагов. В голове постепенно складывалась музыкальная темадля увертюры моей новой рок-оперы, ведь именно в начале дня лучше всегопридумывается начало произведения. На моем пути встретились еще несколькокатолических и православных храмов, синагога и мечеть, но кладбища по-прежнемуне обнаруживалось. В конце концов я снова оказался возле той же церкви, откоторой начал свой круговой поход. Солнце стояло уже довольно высоко, и яподумал, что вполне прилично начать "делать визиты".

Найти дорогу к дому, где меня вчера столь любезно приютили инакормили ужином, труда не составляло, ибо утренний поход дал мне полноепредставление о нехитрой топографии деревни: три длинные улицы, пересекаемыечерез каждые двести-триста метров более короткими улочками. Все строгопараллельно и перпендикулярно, словно строили одновременно и по простенькомучертежу. Как ни смешно, но в этом смысле маленькая заброшенная деревнянапоминала мне Нью-Йорк или Барселону. Хотя насчет заброшенности я, пожалуй,погорячился... Неизвестная широкой публике - да, согласен, но, судя поколичеству гостиниц и, стало быть, туристов, - вряд ли заброшенная.

Анну я увидел на крыльце. Она сидела в шезлонге, еще болеекрасивая, чем вчера, в открытом легком платье, и пила чай из маленькойфарфоровой чашечки. Рядом стоял небольшой круглый столик, на котором красовалсяпузатый чайник, сахарница, молочник, еще одна чашка и поднос с выпечкой. Подругую сторону стола на плетеном стуле восседал мужчина. Прежде чем я успелопределить, сколько ему лет, я с неопровержимой очевидностью понял, что онвлюблен страстно и безнадежно. Впрочем, насчет безнадежности я не уверен, можетбыть, мне просто хотелось так думать. Но то, что страстно, - сомнений не было.И поза, и выражение лица, и жесты, которыми он сопровождал свои пока еще неслышимые мне слова, - все свидетельствовало о его рабской зависимости отсобеседницы и готовности к полному подчинению. Анна слушала его, как мнепоказалось, вполуха, рассеянно поглядывая по сторонам и скупо улыбаясь. Заметивменя, она лениво приподняла руку и помахала мне.