Я посмотрел на него подозрительно:

– А почему вы решили, что со мной она... гм... и с этойстороны в безопасности?

Он развел руками:

– Ну, варварский кодекс чести...

– А, – сказал я с облегчением, – ну тогдаладно. А то я такое подумал! И долго, ты так и не сказал, переть до того дяди?

– Сутки, – ответил он с явным облегчением. –Если, конечно, по прямой, как стрела летит. Или ворона. Но если учесть изгибыдорог, высокие горы, низкие долы, дремучие леса, быстрые реки, болота и топи,пещеры с людоедами, рощи с нежитью, черных котов, перебегающих дорогу, бабу спустым ведром, волхва навстречу...

Я скривился:

– Черт! Почему не по прямой?.. Да не объясняй, знаю.Благородные герои всегда идут в обход. А почему тогда не на ковре-самолете,летающих конях, Змее Горыныче, в силовом поле, хрустальном шаре..?

Он снова развел руками, в глазах был укор:

– А они на месте бывают, когда в них нужда?

Мне стало стыдно. Когда выхожу в булочную, на троллейбуснойостановке по три-четыре вагона тусуются, но когда утром бегу на работу, то ждихоть до посинения...

– А, черт, – сказал я. Мои плечи приподнялись, акогда опустились, из могучей груди вырвался вздох, который смел с дальнегостола всякие умные бумаги. – Но что, если...

Их глаза были устремлены поверх моего плеча. Я услышал сзадилегкие шаги, резко обернулся, а рука моя красиво взвилась наверх, где пальцыуперлись в рукояти меча.

Из полутьмы вышла полуобнаженная девушка. В обеих рукахграциозно держала широкий поднос с горой желтых как мед груш, огромных какдыни, краснобоких яблок, а сверху свисали гроздья отборного винограда, гдекаждая ягода, размером с грецкий орех, просвечивала насквозь, едва не лопаясьот распиравшего ее сладкого сока.

Глаза девушки вспыхнули восторгом, когда проследила взглядомза моей рукой. Я застыл так на некоторое мгновение, давая ей время оценить всюмощь мускулатуры, что в таком движении видна во всей красе, потом уже медленноопустил руку, незаметно напрягая мышцы так, чтобы перекатывались вздутиями ибуграми по всей руке, плечу и мышцам груди.

С полуоткрытым от восторга ртом, все еще не отрывая от менявзгляда, она поставила поднос на низкий столик, отчего ее пышные грудивывалились наружу, но против ожидания не стала запихивать обратно, а сдавилаобеими ладонями с боков, начала томно вздыхать, извиваться всем телом, ее телопошло волнами, напоминая движение упитанной гусеницы или даже дождевого червя,что переползает после ливня от одной норки к другой.

Ее розовый ротик полуоткрылся, губы наливались темнокрасным,вздувались, блеснули мелкие жемчужные зубки, дразняще высунулся острый язычок,пробежал по губам, скрылся, снова промчался как маленькая красная молния...

Глаза ее, дотоле чистые и ясные, начало заволакивать, словнона них опускалась матовая роговица, защищающая глазное яблоко от пересыхания, ятакие видел у ящериц и змей. На верхней губы выступили мельчайшие бисеринкипота.

Тяжелая кровь, что кое-как разошлась по телу после теплойночи, снова устремилась в то же место, где беспокоила всю ночь, нагоняяотвратительные, но такие сладкие сны. Я чуть прогнул зад назад, не люблю, когдамои инстинкты выпячиваются слишком заметно, в теле я сюзерен, голос мойпрозвучал, надеюсь, естественно:

– Что это с нею?

Маги переглянулись, Куцелий за спиной Тертуллиуса широкоулыбнулся и поднял кверху палец. Тертуллиус посмотрел на меня с недоумениемчистыми добрыми глазами:

– Но вы ведь взрослый...

– В то все и дело, – сказал я.

– В чем?

– Я уже попадался на бесплатном сыре. Не мальчишка.Всегда чем-то да приходится платить.

Девушка вздыхала чаще, кожа пошла мелкими капельками, авнизу у нее вообще потемнело, оттуда потекла слабая струйка влаги. Тертуллиуспоглядывал в затруднении то не девушку, то на меня:

– Почему платить? Платить не надо. Вы настолькопоразили ее воображение, что эта прекрасная дева сразу воспылала к вамстрастью.

Я посмотрел на деву с сомнением, так по крайней мере хотел,чтобы восприняли мой взгляд. Переливы по ее телу пошли чаще, она словно бы какнасос вычерпывала влагу из недр земли, что выступила из пор ее кожи ужекрупными каплями.

– Прекрасная дева?

– Разве она не прекрасна?

– Прекрасна, – согласился я с некоторымсомнением, – но держится она как-то странно.

– Разве? – удивился Тертуллиус.Встревожился. – А что не так?

Я замялся, не зная как объяснить, что даже во времена моихродителей не только девы, но даже замужние женщины не выказывали страсти, этобыло неприлично, а лежали как колоды, это считалось добродетелью. А уж девы иподавно могли только бросить взгляд украдкой, слегка зардеться, но толькослегка, а уж так дышать и двигаться не могли позволить даже женщины в борделях

Он внимательно смотрел на меня, наконец хлопнул себя по лбу:

– А, ну конечно же!.. Простите, но в этот мир проходятвсе больше новых творцов, которые не обременяют себя знаниями.

Не обременяют себя знаниями вообще, подумал я рассерженно.Они еще смутно понимают, что в средние века не было телевизоров и компьютеров,а вот насчет велосипедов уже не уверены, а уж про мораль твердо знают, что онане меняется с пещерных времен.

Куцелий, который то стоял позади смирный как суслик, то украдкойподавал какие-то знаки, вышел из-за спины учителя и бережно взял меня забраслет на запястье:

– Доблестный Варвар... э-э... Рагнармир! Конь у тебяуже есть. Пойдем, выберем меч, Я покажу тебе та-а-а-акие оружейные палаты...

Когда мы, провожаемые взглядами учеников магов, выходили вкоридор, я услышал облегченный вздох Тертуллиуса.

Длинный коридор уходил в туманную даль. Яркие светильники пообеим сторонам постепенно меркли и становились похожи на дряхлых светляков. Подногами мягко пружинил толстый ковер кроваво-теплого цвета, звуки глохли, апоперечные балки шли через каждые три шага, и везде висели вниз головой гроздьякрупных как кабаны летучих мышей. Даже от слабоватых светильников брезгливозакрывались плащами крыльев, но когда видели мое приближение, их выпуклые глазаналивались красным и вспыхивали нечеловеческой злобой.

Куцелий даже спину распрямил, здесь как рыба в воде, а я,напротив, сгибал спину и шел чуть ли не на полусогнутых, ибо эти твари почтидоставали острыми мордами мои золотые волосы, я чувствовал их смрадное дыхание.

– А зачем ее вообще перевозить? – спросил явраждебно в сгорбленную спину.

Маг оглянулся, бледный и сгорбленный, как я недавно, вглазах на миг промелькнуло хитрое выражение, но ответил преувеличенно почтительно: