Земля гремела под копытами. Я чувствовал, что это я скачу,мои твердые копыта грохочут по горячей пыльной дороге, мимо меня проносятсяназад и пропадают с обоих сторон пшеничные поля, налитые тяжелым золотом зерен,белыми хатки под соломенными крышами, это я своими копытами распугивал бредущихс озера гусей...

Домиков становилось все меньше, поля да поля, дорогаистончилась, превращаясь почти в тропку. Вдали вырастал темный массив леса,дремучий и мрачный.

Пастухи, неподвижные как статуи, с темными бурками до земли,провожали нас глазами, но не двигались с места, даже не кланялись. Их собаки,огромные лохматые псы, тоже поворачивались и смотрели нам вслед не по-собачьивнимательно.

Дорожка вела мимо огороженного толстыми жердями загона дляскота, потом уже не дорожка, а тропка пошла наискось к лесу. В загоне толпилисьовцы, доносился запах раскаленного железа, мерно бил молот, часто перестукивалимолоточки, слышалось блеянье.

Из ближнего к нам угла несся равномерный костяной звук.Круторогие бараны, разбегались, примеривались, с разбега сшибались в поединке.Мощный стук, подобный короткому удару грома, разносился далеко за пределыдвора. Молодые овцы стояли в сторонке и внимательно наблюдали за турниром,чтобы достаться сильнейшему.

Этот затихающие удары еще долго стучали по ушам вдогонку, аветерок донес запах паленой кости, словно могучие удары высекали снопы искр.Тропка вильнула, страшась приближаться к темной дубраве, пошла опасливо всторонке, повторяя изгибами каждый выступ леса.

Темный массив медленно поворачивался, открывая широкийпростор. Вдали как стадо гусей вокруг пруда толпился празднично одетый народ. Всередине открылось утоптанное поле, там что-то копошилось, но мы издали виделитолько радостно возбужденные толпы, что собрались вокруг поля и наблюдали запроисходящим кто стоя, кто сидя на лавках, а на самом лучшем месте пламенелкрасный шелковый навес от солнца, где в окружении молодых и красивых женщинсидел сам король, князь или войт.

С поля доносился равномерный металлический звук. Когда мывъехали на пригорок, глазу открылось хорошо утоптанное ровное место, гдедобротно вооруженные рыцари разъезжались, примеривались и с разбега сшибались впоединке. Мощный звук, подобный короткому удару грома разносился далеко запределы турнирного поля. Молодые дамы наблюдали за поединком внимательно ивосторженно, взвизгивали при каждом удачном ударе, оценивающе осматривалимогучие фигуры бойцов, раздевали и щупали взглядами, прикидывая, кто же выйдетсильнейшим, и кого изберет дамой сердца официально, а остальных будетупотреблять иначе.

Я чувствовал как мое тело вздувает буграми и распускаетмышцы при каждом ударе, руки дергаются, словно это я там скачу, рублю,низвергаю, сбиваю конем, тычу копьем в щит противника и замахиваюсь надповерженным мизерикордией.

Сзади раздался сильный звучный голос:

– Как насчет испытать свое умение?

Кавалькада принцессы взобралась на холм, все на ходувыворачивали головы в сторону турнирного поля, тоже рассматривали оценивающе,щупали взглядами, только герцог смотрел с вызовом на меня.

Вместе шляпы с павлиньими перьями на его голове теперьблистал позолоченный шлем великого Александра Македонского, которого на Востокезвали Искандером Зулькарнайлом, в переводе для малограмотных – Двурогим, иизображали с бараньими рогами. У этого тоже рога смотрелись по бокам шлемакрасиво: толстые, свернутые в кольцо, рифленые, с тонкими как мышиные хвостыкончиками.

– Да что-то не хочется, – пробормотал я. Грудь мояслегка опала, бараньи инстинкты завизжали, придавленные ребрами, но я расслабилгоры мышц еще как мог, и внутри вспикнуло, затихло. Кровавая пелена сползла смоих глаз, я смотрел на герцога, принцессу и придворных с каменным лицом,которое пусть истолкуют как тупое, как варварское, да как хотят, чтобы

Он довольно хохотнул, многозначительно посмотрел напринцессу. Оба обменялись понимающими взглядами. Он толкнул коня, проехаликрасивые и надменные, обливая меня водопадами презрения.

Воевода недовольно хрюкнул. Я перехватил его укоризненныйвзгляд. Старый воин все еще не понимает, почему я не дам в рыло этому знатномуотпрыску.

Навстречу по пыльной выжженной солнцем дороге сиротливобрела крохотная девчушка. На детских ножках шлепали огромные стоптанные башмакис чужой ноги, из прорехи выглядывал грязный палец. Недетски серьезные глазапечально и с немым укором взглянули исподлобья. В груди у меня перевернулось. Яприготовился соскочить на землю, схватить милого ребенка на руки, согреть,взять с собой на коня, увезти куда-нибудь в тепло, накормить...

Воевода сказал предостерегающе:

– Нет.

– Почему? – не понял я.

– Рано.

– Как же рано, – пробормотал я. – Она ж всяпокрыта пылью... И не ела уже дня два... Бедный ребенок...

– Если хочешь спасти, – буркнул он с равнодушиемпрошедшего по жизни человека, который видел как горят города, чума сжираетнаселение с тысячами подобных сироток, знает как эти детишки мрут при каждомнедороде, засухе, в половодье, – то дождись зимы.

– Зимы? – ахнул я.

– Да. Самых лютых морозов.

– Она ж не доживет до зимы!

– Доживет! – сказал он равнодушно. – Ейпредначертано замерзать в сугробе под окном богатого дома, по ту сторонукоторого в тепле вокруг елки танцуют сытые и нарядно одетые дети богатых родителей...

Девочку миновала наших коней, конец огромного платкаволочился по земле, оставляя в пыли след, словно проползла худая змея.

– Рождественская сиротка, – пробормотал я. –Бедный ребенок...

– Бедные дети, – согласился он равнодушно.

В той сторону, куда он вперил взор, по дороге шла точнотакая же сиротка, только платок на ней был совсем серый, потерявший цвет, но стакими же дырками. А дальше угадывались их целые стайки, группки,

По обе стороны дороги стояли стены темного как ночь леса, аеще чаще дорожка вовсе ныряла в такие чащи, что приходилось ехать по одному.Лучники держали стрелы наготове, а мужчины не выпускали из рук мечей. Из темнойчащи то ли дело доносился рев туров и зубров, словно под землей гремел тяжелыйгром, из кустов сверкали глаза волков и неведомых зверей. Воевода всенапоминал, что опаснее волков и странствующих отрядов орков вольные рыцари, чьинебольшие замки высятся то здесь, то там, с высоты холмов как орлы наблюдали заокрестностями. Правда, во время последней войны артане с их доблестным королемДодоном разрушили большую часть этих крепостей, но за всем не уследишь, адостаточно сильные разбойники заново отстраивали эти замки. В этих краяхпутникам всегда надо быть начеку, а после заката солнца, так и вовсе в этихкраях устраивались на ночлег в кольчуге и не выпуская из рук оружия.