Во двое пестро одетые слуги с трудом удерживали под уздцынеспокойного черного жеребца. Под солнцем он выглядел еще выше, массивнее,тугие мышцы перекатывались под блестящей кожей, а толстые жилы вздувались сготовности разметать этих жалких людишек и умчаться на волю.

Из башни магов вышел бледный как вампир Куцелий. Болезненнощурился, даже прикрывал лицо от солнца обеими руками, словно от лучей останутсяширокие незаживающие раны. Разглядев меня, пошел через двор неверными шагами:

– Приветствую, герой! Готов?

– Готов, – буркнул я.

– Совсем готов?

– Да понял я твои намеки, понял...

Солнце блестело и на моих плечах, таких же крутых иблестящих как конский круп. Свернутое в трубочку одеяло уместилось в петле заседлом, солнце и свежий воздух ласково щекотали мою кожу, а спину терли жесткиекак фанера перья ворона. Он дремал на седельном мешке, то и дело либо тычась вспину пеликаньим клювом, либо царапая крылом.

Широкая перевязь не терла кожу, хотя из-за плеча хищносмотрела рукоять тяжелого меча. На седельном крюке справа лук, слева – колчан сдлинными оперенными стрелами.

В окне башни появилось бледное лицо, и я, еще не разобравкто смотрит, охотно вскинул мускулистую длань и красиво помахал, сам любуясьвздутыми мышцами плеча, предплечья, а когда слегка напряг, то вздулись буграмидаже пласты правой половины груди, задвигались косые мышцы спины, сбокуоттопырился пласт мышц, словно крыло летучей мыши.

Рядом в окне забелело еще лицо. Уже чувствуя, что перебор, явсе же растянул губы в широкой открытой улыбке человека, которому скрыватьнечего. Солнечный зайчик от моих зубов побежал по каменной стене, высвечивая вщелях серый цемент и зеленый мох. Помахал еще, уже напрягая грудную клеткувовсю, на случай, если смотрят из других окон тоже, даже спину напряг, тамцелые горные пласты со своими ущельями, долинами и красивыми барханами горячейгладкой кожи.

– Красивая легенда, – вырвалось у менявнезапно, – красивая.

Куцелий вздрогнул, оглянулся:

– Какая легенда?

– Ну, – сказал я уже с неловкостью, сам морщась,что рушу свой варварский имидж, – которая о путешествии Мухаммада нанебеса. Где в единое мгновение р-р-раз и там!... Красиво.

Куцелий поперхнулся, его красные утомленные глазки снедоверием пробежали по моему мужественному красивому лицу героя.

– А-а... Удалось запомнить? Удивительно. Хотя понятно,тоже хотелось бы вот так сразу, а скорость этого коня не выше сорока верст всутки... Зато сколько приключений будет по дороге!

Голос его бы фальшивым. К тому же я помнил, что он лишилменя самых приятных приключений, и молодой маг, похоже, замечал, что я не забылтакой услуги, старался держаться на расстоянии.

– Да я не о скорости, – буркнул я, уже недовольныйчто с языка сорвалось такое.

– И что же... – сказал Куцелийнастороженно. – Как по-вашему, то было наяву или почудилось? А еслипочудилось, то было ли это видение, наваждение, насыл, порча или галлюцинация?А если галлюцинация, то на какой почве: голода, страха, желания... Нам в самомделе интересен взгляд человека... неиспорченного образованием!

Я отмахнулся с великолепной небрежностью героя, который непривык сушить мозги над проблемами, которые нельзя решить одним ударом меча. Идаже двумя.

– Ни то, ни другое, не третье.

Он насторожился:

– А разве может быть третье решение?

Я кивнул:

– Может.

– Какое? – он уставился на меня круглымиблестящими глазами. – Какое?

Я сдвинул могучими плечами героя. Мышцы двигались какморские волны, красиво переходя из состояния покоя в разные вздутости, бугры,красивые блестящие холмы, туго обтянутые здоровой кожей.

– Пока не знаю.

Он выдохнул воздух шумно, разочарованно.

– Увы, это невозможно!

– Понимаю, – сказал я нехотя. – Наверное,просто почудилось.

Снова я поймал его ускользающий взгляд. Мне показалось, чтовозмутился он чересчур громко, наигранно.

И хотя на самом деле я брякнул просто так, чтобы отвязаться,но теперь почудилось, что в самом деле существует и нечто третье.

В черных глазах Куцелия было странное выражение. Я сноваоглядел себя. Черт, я больше похож на Хулка. Тупое такое чудовище в человечьемоблике, одни глыбы мышц, мозгов как у таракана. На пляже меня бы провожалипочтительно-завидующими взглядами, да и на улице такое заметно, особенно летом.

– Держись, ворона, – сказал я негромко.

Жеребец даже не пошатнулся, когда я одним движением поднялсяв седло, только когти ворона вонзились в ремень перевязи глубже, достав и моюкожу, но пернатый мудрец только проскрипел что-то во сне, но просыпаться нестал.

Жеребец переступил с ноги на кону, приноравливаясь ктяжести. Огромный черный как глыба антрацита, с такими же блестящими боками,страшноватый и храпящий грозно, он то и дело косил огненным взглядом посторонам, мечтая подраться. Хоть и рожденный в конюшне магов, но настоящий варварскийконь в душе, куда варварее меня самого,

Каменный двор оставался пуст, если не считать голов в окнах.Только мы с конем и вороном на моем плече, даже Куцелий отступил на крыльцо,где в тени за нами молча наблюдал в сопровождении двух учеников старыйТуртуллиус.

Двор безжалостно заливало солнце, уже начиная выжигатьночную сырь, запахи кухни. Ветерок донес аромат из конюшни, я почти видел какубийственные огненные стрелы с неба сожгли нечистые запахи, а нашу с конемчерную тень бросили на каменные плиты поперек двора.

И вдруг...

От ворот звонко и торжественно протрубили трубы. Красиво,зазывно, сердце от серебряных звуков застучало чаще, а плечи раздвинулись ещешире. Тяжелые створки распахнулись, из темноты выплеснулось настолько яркое,цветное и пестрое, что мне на миг почудилось, что это патруль разгоняетцветочниц у Белорусского вокзала. Впереди на укрытых с головы до ног краснымипопонами конях ехали двое мужчин: один немолодой, грузный и тяжелый, весь вжелезе, только голова непокрыта, ветер треплет редкие седые волосы, а второймолодой и резкий, со злым надменным лицом, в дорогом одеянии, расшитом золотойвязью, с множеством золотых пуговиц, золотых запонок, бриллиантовых заколок, наголове широкополая шляпа с синезеленым пером, самая крупная булавка сцепляеткрая воротника у горла. На плечах переливается красным и оранжевым длинныйплащ, покрывая конский круп.

За этими двумя выплеснулись цыгански яркие всадники, всередке как редкий цветок выделялась девушка странной и редкой красоты. Явыпрямился и незаметно раздвинул глыбы плеч, слегка вздул грудь и напряг мышцы.