для увеличения яркости. И он продемонстрировал этот фокус на небольшом светильнике, стоявшем у дивана на тумбе.

— Удивительно! — прокомментировал я, пытаясь осознать эти технологии. — А почему ты меня не разбудил? Сколько вообще времени?

Как оказалось, было начало десятого, а значит, я уже опоздал. Но Ильб поспешил меня успокоить, пояснив, что вице-канцлеру сообщили о моей изрядной усталости и решении немного вздремнуть, отчего он распорядился не подавать ужин раньше десяти вечера, предоставив мне возможность выспаться — предусмотрительно рассчитав, что приблизительно к этому времени я буду готов.

Времени оставалось в обрез. Нужно успеть привести себя в порядок и спешить к ужину. Ильб, осознавая, что я начинаю суетиться и нервничать, успокоил, заверив, что сейчас же сообщит Астральду о моем пробуждении, чтобы ужин подали к половине одиннадцатого, объяснив это удобством для всех, так как остальные малочисленные участники успеют собраться к этому времени без спешки, а повара с прислугой спокойно и качественно сделают свою работу. Это не могло меня не порадовать.

Задержав его еще на несколько минут, я попросил помочь в изучении помещений, отведенных для меня. Размах впечатлял! Подобное удавалось видеть разве что в фильмах про давно забытые времена, когда аристократия наслаждалась большими пространствами для жизни, имея множество комнат, у каждой из которых было свое назначение. Так и здесь: из гостиной-прихожей квадратов на восемьдесят в разные стороны расходились помещения. Как пояснил Ильб, правая сторона — более официальная. Там расположилась небольшая столовая, каминная для приватных разговоров, библиотека и еще одна гостиная. В принципе, все эти помещения предназначались для встреч и общения с гостями, и изучать мы их не стали. Левая сторона имела более приватный характер. Начиналась она с небольшой комнаты, также гостиной, служившей нейтральной зоной и отделявшей личные помещения от общедоступных, гостевых. От нее отходил длинный коридор по внутренней стороне апартаментов, лишенный окон и заканчивавшийся большой спальней, в которую можно было попасть прямым путем; также из нее был отдельный выход в просторный санузел, имевший смежную дверь с гардеробной. Все эти помещения имели в дополнение свои входы из коридора. Пройдя по кругу личной зоны, мы вышли в ее середине — в центр коридора. На пути в большую гостиную осталось два помещения — дополнительная, меньших размеров, спальня, имевшая один вход, и рабочий кабинет, попасть в который можно было через малую гостиную, с которой мы и начинали.

Задерживать Ильба дальше я не стал, отпустив его заниматься важными делами, потому что решил, что в остальном способен разобраться самостоятельно. Я немедля направился в ванную, которая, на удивление, была очень похожа на привычную для меня по многим параметрам. Отдельно от прочих элементов гигиенической зоны расположилась чаша ванны, а на противоположной стороне — открытый душ с широкой массивной лейкой. Вид у нее был очень крепкий. Казалось, что если я сейчас на ней повисну, то это останется незамеченным и без последствий. В стене была ниша с полками, на которых аккуратно стояло множество средств, как тогда в лагере. Я уже предвкушал наслаждение от воды, спеша освободить тело от оков прилипающей одежды.

— Да-да, входи! — ответил я на стук, доносящийся из большой гостиной.

Пар клубами вырвался из ванной, спеша покинуть ее в приоткрытую дверь. Никуда не торопясь, я вольготно вышел в коридор, активно просушивая волосы полотенцем, уже привыкший к Ильбу, смело и без стеснения переступая порог гостиной.

— Ой, прошу прощения! — прозвучал в ответ искаженный смущением женский голос, которого я не узнал.

Осознав, что это точно не мой помощник, я, испуганный, перекинул полотенце на пояс, прикрываясь. Это была Кхира, которая от неожиданности не знала, куда себя деть, крутясь в стороны и повернувшись в итоге спиной.

— Я… Я не знала… Вы разрешили войти… — оправдывалась она, часто дыша, и осмелилась быстро оглянуться через плечо, чтобы убедиться, что я укутался полотенцем.

— Да все, все! — подтвердил я, краснея. — Я думал, это Ильб. Не ожидал тебя… Вас здесь увидеть.

— Да после этого уже можно и на «ты», Ваше Превосходительство! — засмеялась она, но смотрела не в глаза, а на торс. Мне даже показалось, что оценивающе.

— Кхира, давай тогда наедине и ты будешь обращаться ко мне не по протоколу? — Я заглядывал ей в глаза, пытаясь перевести ее взгляд чуть выше.

— Я не знаю… Это неправильно.

— Ну что неправильно? Следовать моим просьбам? Тем более речь идет о тех случаях, когда мы наедине. При всех пусть все остается официально. — Я развернулся, направляясь в гардероб, вынуждая ее идти за мной вслед разговору, махнул рукой на диван в малой гостиной, где она сможет и дальше вести диалог, пока я одеваюсь, и продолжил: — Я уже устал от этого официоза, хотя и начинаю привыкать к «избранности». Меня слышно?

— Да, продолжай.

— Ты, пожалуй, единственный после Тары человек, которому я… доверяю, что ли. Хотя знакомы мы всего ничего. Ну а кому мне еще довериться? — продолжал я нить рассуждения, не слыша ответа, но и не ожидая его. Мне хотелось по-простому, по-человечески, по-дружески выговориться. — Ты, пожалуй, самая адекватная здесь, здравомыслящая. Мне даже кажется, что ты единственная, кто сомневается в моей избранности.

— Да, сомневалась. До твоего появления.

Она напугала меня: голос ее был очень близко, за спиной. Кхира стояла в дверях гардеробной. Давно ли? Я пребывал в полной уверенности, что она там, где и планировалось изначально: ожидает, пока я оденусь. Не подавая вида, что меня это напугало или удивило, я продолжил надевать брюки все того же изумрудного цвета, только уже довольно просторные, даже широкие. Не привыкли мы, что девушки такие смелые, а не жмутся от застенчивости! Но тут свои нравы, особые обычаи. Хотя и она не промах, дерзости ей не занимать, но это не воспринималось как наглость, а наоборот — вызывало некую симпатию. Ходила по грани дозволенного, но не пересекала ее.

— Ты увидела человека с зелеными глазами, и твоя вера пошатнулась?

— Поначалу я думала, что нет. Моя убежденность в том, что это красивая легенда, сохранялась. Но как можно было объяснить, что ты не знаешь нашего устройства, наших обычаев? Ты словно с неба упал… — удивленно и эмоционально рассуждала она, не тая своих мыслей. — Но финальным аргументом для меня стал тот момент с окаменевшим кротом. Я только потом осознала, что произошло, и до сих пор думаю об этом.

Она подняла на