– Под арестом? – хрипло переспрашиваю я, когда снова обретаю голос. – А такое возможно?

– Исходя из того, что мне известно сейчас, вряд ли. Но, как я только что сказала, у Модана наверняка имеется какой-то козырь. Он здесь явно неспроста.

– Все верно, – отвечаю я и тру лоб. – Все верно.

– Думаю, нам есть смысл встретиться снова и все еще раз хорошенько обговорить. – Ее тон слегка смягчается. – Моя помощница позвонит вам и уточнит время. А пока обещайте мне, что вы напряжете память и выудите из нее все, кто касается того вечера.

– Обещаю. – По идее, именно этим я и должна была заниматься после вчерашнего дня, но эмоциональное состояние Лары требовало моего самого искреннего участия. Да и вообще, если честно, я всегда шарахалась от воспоминаний о той неделе. И вот теперь… теперь, похоже, риски растут с каждым днем. И я должна подойти к проблеме, как если б речь шла о моей фирме – отложить в сторону прочие дела и посвятить ей все мое время. Я изучаю мой график работы на экране компьютера. Мой глаз тотчас выхватывает клетку «5–6 часов пополудни». Я пока не знаю, как ее озаглавить, поэтому оставляю ее пустой и помечаю как «личное», чтобы Джулия не поняла, что она пуста. Тотчас ловлю себя на том, что в этом есть своя ирония – пометить встречу как личную, дабы скрыть тот факт, что на самом деле никакой встречи нет. Затем мне приходит в голову вопрос: кто из нас, помимо меня, разговаривал со своим адвокатом и выкроил время для раздумий? Скажу честно, теперь мне не до смеха.

* * *

По счастливой случайности, входя во вращающиеся двери фирмы «Хафт и Вейл», я вижу в вестибюле Гордона. На-хмуренный лоб и быстрые, короткие шаги свидетельствуют о том, что он куда-то торопится. Тем не менее, заметив меня, Гордон останавливается. Складки на лбу разглаживаются.

– Кейт, – говорит он, пожимая мне руку, – я как раз собирался вам позвонить. – Отводит меня в сторону, подальше от вращающейся двери, выплевывающей новых посетителей. – Я должен извиниться перед вами, но у меня не было возможности лично объяснить вам изменения в нашем руководстве… – Он умолкает, и я на какой-то миг замечаю в его глазах легендарную сталь. – Все получилось не совсем красиво. – Я ловлю себя на том, что мне приятно, что он раздражен по поводу назначения Каро. Причем дело даже не в самой Каро, а в том, что этот эпизод предполагает некий недостаток уважения. Гордон, понизив голос, продолжает: – Собственно, идею поставить ее во главе нашей фирмы подсказали вы, когда предложили чаще привлекать ее к руководству делами. За что вам спасибо. Хотя должен признаться честно: мне не хватает наших с вами встреч, – он печально улыбается.

– Мне тоже, – честно говорю я. – Я получала от них громадное удовольствие. – При этих моих словах в уголках его глазах возникают легкие морщинки, а затем он смотрит на часы. – Смотрю, вы куда-то торопитесь… – Мне неловко навязывать ему свое общество. – Не буду задерживать вас.

– Честное слово, не хочу говорить сначала «здравствуй», а потом сразу «до свидания», но… Кстати, куда вы сегодня идете на ланч?

– Каро пригласила меня перекусить вместе с ней после нашей встречи.

– Прекрасно, – Гордон улыбается. – Если что, влезу к вам третьим. – Я смеюсь. – А если она отменит ланч… что, кстати, весьма вероятно, потому что в данный момент Каро явно зациклена на чем-то серьезном; мне кажется, она недосыпает, у нее проблемы с аппетитом… Если она вдруг откажется, я с радостью составлю вам компанию, – довольно говорит он. – В общем, до встречи.

Гордон поворачивается и улыбается мне через плечо. Я же ловлю себя на мысли о том, что у них с Каро нет даже одного общего атома.

Когда Каро присоединяется ко мне в комнате для переговоров, в ней тоже нет даже унции от Гордона. Кстати, сегодня это другая комната – в цокольном этаже, вид так себе, вернее, никакого вида. Прежде чем она вошла, я успела лишь налить себе чашку кофе из серебристого термоса.

Вид у Каро действительно усталый. Это заметно даже сильнее, чем во время вчерашней встречи. Под глазами залегли тени, а сама она бледнее обычного, хотя, возможно, это эффект стильного черного брючного костюма, который сейчас на ней. Мы здороваемся, делаем вид, будто целуем друг друга в щеку, после чего я говорю:

– Только что видела в вестибюле твоего отца. Он грозился составить нам компанию на ланче.

Каро качает головой и закатывает глаза:

– Какой наглец! Хотя… Я тут жду телефонный звонок из Нью-Йорка, который наверняка состоится, пока мы с тобой будем сидеть за столом; может, оно и вправду лучше, если я оставлю вас с ним вдвоем. – Она выдвигает стул, берет печенье, откусывает от него крошечный кусочек – и все это одним плавным, непрерывным движением. Она явно держится на адреналине, думаю я.

– Он сказал, что в данный момент ты как будто чем-то подавлена.

Каро яростно кивает и, проглотив печеньку, поясняет:

– Нам сделали предложение, за которым явно стоит желание поглотить нас. Я со вчерашнего дня не была дома, – сообщает она и устало морщится: – Сама знаешь, как бывает в суматошные дни. Если и возвращаешься домой, то не раньше полуночи, тебя ждут горы стирки, которую нужно рассортировать, счета, которые нужно оплатить, нет ни настроения, ни сил это делать.

Я ловлю себя на том, что мне ее жаль. Это довольно странно и совсем мне не нравится. Но я отлично ее понимаю. До того как бросила юридическую практику, я делала все, что должен делать младший юрист, а должен он следующее: приносить всего себя, все свое время и энергию, свою личную жизнь в жертву хищному зверю по имени Солидная Юридическая Фирма. Я помню поздние вечера в пустом офисе, когда прекращает работу даже кондиционер, отчего воздух становится тяжелым и неподвижным. Помню лампы дневного света и слабое свечение мониторов, которые забыли выключить, и то, как саднят усталые глаза, и как больно смотреть на экран. Помню приливы адреналина в течение рабочего дня, подпитываемые энтузиазмом коллег. Но тяжелее всего бывало по вечерам, одной или на пару с коллегой, когда на дружеское подтрунивание уже не остается сил. Острее всего запомнилось ощущение изоляции, выключенности из всего и вся. Из фирмы, в которой я работала и частью которой так и не стала. Из круга друзей, чья личная жизнь не остановилась в мое отсутствие, а прекрасно шла себе дальше. Даже из моей собственной жизни. Я оставила юридическую практику по причинам, не имевшим никакого отношения к графику работы. Основав собственную фирму, я уже имела опыт долгих рабочих дней, плавно перетекавших в рабочие ночи, и рабочих недель, съедавших заодно и выходные. Но как мне теперь справиться со стодесятичасовой рабочей неделей? Не знаю.

– Наверное, период перед тем, как тебя произведут в партнеры, самый жестокий, – нейтрально отвечаю я. Обычно кандидаты продолжают работать все в том же бешеном темпе. Прибавьте к этому стресс, так как каждое твое решение, каждая твоя идея рассматриваются едва ли не под микроскопом.

Лицо Каро на миг напрягается. Я подозреваю, что ее кампания идет не совсем гладко. Но она лишь просто говорит «да» и выбирает себе очередное печенье. Это мне тоже хорошо знакомо: дьявольская диета, причина которой – полная утрата организмом ощущения своих ритмов, отчего вы начинаете без передышки набивать себя сладким. Выбрав печенье, Каро добавляет: