Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всегда тревожило ощущение, что Бог и Религия не взаимосвязаны. Да вот и буддизм – религия без Бога.
Разумный писатель понимает необходимость уединения, серьезный – обнаруживает к нему способность, настоящий – испытывает в нем потребность.
Как только не звали славянофилов! Герцен – «славянобесами», Белый – западниками в дурном смысле слова. Более всех отличился Белинский. Он обозвал их «славянопёрдами».
Герцен, однако же, сознавал, что и сам не свободен от сходных томлений. Где революционность, там зародыш этого чувства. В двадцатом веке, когда инстинкт был поставлен на службу политическим целям, все революционные партии неукоснительно прибегают к развязыванию национальной стихии. Без этой подпитки национализмом они, в конце концов, выдыхаются. Метаморфоза исходно заложена в идее равенства, не уживающейся с соседствующей идеей свободы, в своей основе индивидуалистической и, значит, не склонной к эгалитарности, в том числе по признаку общего этноса. Зато воинствующие социалисты почти закодированно приходят к национал-социализму. (Февраль 1983 г.)
Это был человек, который, поймав, почти вынудив, кислое одобрение, приходит в необычайный экстаз. Вспоминаешь гоголевские слова: «Уж он получает рысь и бодрится».
Не мог я полюбить вторую часть «Фауста» с ее плоским «прогрессивным» итогом, с этим гимном мелиорации. Вот когда Гете подвела его приверженность концептуальности.
История человечества – это история любви – миллиарды ночей, клятв и зачатий.
Важна исходная установка. Можно привыкнуть быть даже праведником. Рескин справедливо заметил, что «говорить правду – как хорошо писать. И то и другое приходит с практикой».
Его манера общения была в высшей степени странной – о чем бы ни говорил, все похохатывал. (Комментарий, сделанный в 1990-х: Вспомнил об этом оригинале, когда смотрел телепередачи Радзинского. Его то и дело душит смех. Даже когда он излагает историю злодеяний Сталина.)
Сама Церковь и подняла авторитет Сатаны. Из пакостника и соблазнителя («бес попутал») он вырос в Князя Тьмы. Очевидно, то было необходимо во имя авторитета Господа – надо было оказаться могущественней не проходимца, а исполина.
Творчество – своеобразный экзорсизм: изгоняешь из себя дьявола, не дающего ни днем, ни ночью покоя. «И впускаешь в себя Бога», – добавил бы возвышенный автор, отягощенный самоуважением. (Сентенция из благоговейного цикла «Он разговаривает с Богом».)
Русский реакционный размах без американской деловитости.
День, в который я не пишу, кажется мне бессмысленным днем. Воспринимаешь его похищенным у отпущенного тебе срока. Но ведь это же почти сумасшествие!
Квиетизм не столько отношение к миру, сколько мечта об отношении к миру. Скорее всего, недостижимая для нашего суетного, беспокойного духа.
«Ecrasez l’infаme!» – призыв Вольтера «раздавить гадину» имел основания, особенно после процесса Калласа. (Комментарий, сделанный в 1990-х: Нынче брезгливые интеллигенты открещиваются от этих слов. Поэтому мы и обошлись без своего «суда в Нюрнберге», поэтому нам еще предстоит пережить отечественный нацизм.)
Манн справедливо утверждал, что недостаточно буквально «перевести слова «демократия» двусмысленным словом «народовластие», которое может означать и власть черни, а это может означать и фашизм». Демократия по Манну – это общество, воодушевленное чувством и сознанием человеческого достоинства.
Профессия – представитель. Представляет что-то и кого-то, но ничего не представляет собой.
И длительный протяженный сюжет, сочиненный или досочиненный, и почти мгновенная ситуация, тесно связанная с жизнью, схожи тем, что способны задышать только через посредство характеров.
Посредственный драматург боится монолога, хороший – понимает его громадные возможности.
Сколь по-домашнему жила Европа еще в восемнадцатом столетии! История сестры Бомарше Лизетты, которую обманул испанский дворянин Хосе Клавихо, была достоянием всех столиц, а Гете даже написал драму «Клавихо», где вывел соблазнителя, сестру и брата – всех под их собственными именами и фамилиями. Международная коммуналка!
Завещание де Голля похоронить его: «Без фанфар. Без музыки. Без колокольного звона». «Sans fanfares, sans musique, sans sonnerie». Впечатляющие слова. По-видимому, он с юных лет исповедовал идею величия и искал ее всюду – в поступке, в слове, в судьбе собственного отечества. Идея так его подчинила, что он воплощал ее с одержимостью. Выручил незаурядный ум – он был монументален, не став монументом, не разрушив человеческой связи между собой и соплеменниками. Они хоть и звали его «Жанной д’Арк», но в этой шутке была и близость и гордость. Характерно, что именно он сказал: «с проблемами надо жить, а не решать их то и дело». Романтическая натура и ясная голова реалиста – просто завидное сочетание. Человек Осуществленного Замысла.
Сколько презрения мы вкладываем уже в одно это слово «гадюка»! Меж тем как честно и благородно гадюки оспаривают любовь избранницы. Самцы схватываются в поединке – один старается придавить другого. Побежденный послушно уползает. Ядовитый укус воспрещен. Просто, открыто, без вероломства.
Антиобщественная теория «направленной панспермии» Крика и Оргела соблазнительна своим совмещением фантастики и вполне научного объяснения тайны жизни. Занесли ее из Вселенной на нашу планеточку – и не над чем ломать свою голову.
Когда я смотрел эту холуйскую первую серию «Ивана Грозного», мог ли предвидеть, что за ней последует сокрушительная вторая? Только и думал, что, когда приспосабливается обладатель подобного дарования, его постигает такой провал, какой не бывает ни у одного ремесленника.
Но – талант сильней установки, и родилась вторая серия, приблизившая смерть ее автора.
Вновь возвращаюсь к старой мысли – моей неутихающей боли. Как смириться с «терпимостью» потомков?! Ходасевич слишком большой писатель, чтобы остаться только биографом, он выступает как аналитик и в этом качестве реабилитирует Павла. Бесспорно, царь был многослойной фигурой. И тем не менее его действия подтверждают: свидетельство современника (и какого – Карамзина!) «Павел лишил казнь стыда, а награду чести» было заслуженным. Легко быть мудрыми и толерантными по отношению к своим пращурам. Вот так и те, кто придут после нас, найдут достоинства в наших деспотах. (Комментарий, сделанный в 1990-х: Мой оптимизм умилителен. Уже сегодня ходят с портретами Сталина, громогласно чествуют палача, вслух поносят жертв его тирании.)
Невысокое качество населения.
В два первых десятилетия века мерцал в Петербурге поэт Тиняков, носивший псевдоним Одинокий. То был наглец, приживал, алкоголик, антисемит и неврастеник. Все эти славные свойства взросли на непомерном честолюбии и болезненной жажде самоутверждения. В конце концов, ему осталось бравировать лишь доведенным до абсурда цинизмом и аморальностью, доведенной до вызова. Стихи он писал такого рода: «На все, что за телесной сферою Мне совершенно наплевать». Или: «Любо мне, плевку-плевочку, По каналу проплывать». Кончил тем, что просил на Невском