Прежде чем покинуть Французский квартал, я счел необходимымнавестить Моджо, мою собаку. Тем, кто не читал «Историю Похитителя Тел», ядолжен дать хотя бы самые краткие и необходимые пояснения. Моджо – этогигантская немецкая овчарка, чьи любовь и преданность не могут не вызывать вмоей душе ответное чувство. Я очень скучаю в разлуке с ним. Моджо живет впринадлежащем мне доме, и о нем заботится очень милая, добрая смертная женщина.В принципе он ничем не отличается от обыкновенного пса, кроме разве что своихневероятных размеров и необыкновенно красивой, густой шерсти.

Я провел с Моджо около часа или двух. Мы играли на заднемдворе, бегали, катались по земле, и я рассказал ему обо всем, что произошло,одновременно размышляя, стоит или не стоит брать его с собой на прогулку погороду. Его крупная, длинная, как у волка, морда с черной маской, как всегда,выражала неистребимую доброжелательность и снисходительное терпение. Господи!Ну почему ты не создал собаками всех нас?!

Откровенно говоря, общение с Моджо вселило в меня чувствоуверенности и безопасности. Если дьяволу вдруг вздумается прийти вновь, а рядомсо мной будет Моджо... Нет, это полный абсурд! Неужели я всерьез полагаю, чтообыкновенная живая собака способна спасти меня от ада? Хотя... Смертные иногдаверят и в более странные, поистине невероятные вещи.

Уже перед самым расставанием с Дэвидом я спросил:

– Как ты думаешь, что же все-таки происходит? Я имею в видусвоего преследователя и того мужчину.

– Они существуют лишь в твоем воображении, – незадумываясь ответил Дэвид. – Таким образом ты безжалостно наказываешь самсебя, и это единственный приемлемый для тебя способ развлечения.

Наверное, мне следовало почувствовать себя оскорбленным иобидеться. Но я этого не сделал.

Дора... Дора была вполне реальной.

Наконец я решил, что пора расстаться с Моджо. Я долженследить за Дорой. Следовало поторопиться. Поцеловав Моджо на прощание, я ушел.Позже мы еще побудем с ним вместе – погуляем по нашему любимому пустырю подРивер-бридж, среди высокой травы и гор мусора. Мы будем бегать и играть с нимровно столько, сколько позволит время. А пока прогулка может подождать.

Мысли мои вновь вернулись к Доре.

Она, конечно, не знала о смерти Роджера. Ей просто неоткудабыло узнать, разве что Роджер мог сам навестить дочь. Однако он и намеком недал мне понять, что это возможно. Беседа со мной явно поглотила весь запас егоэнергии. Кроме того, он слишком любил и оберегал Дору, чтобы намереннопоявиться перед ней в образе призрака.

И все же... Что мне известно о привидениях? ФактическиРоджер стал первым призраком, с которым мне довелось разговаривать. Несколькослабых, безжизненных видений в прошлом не в счет.

Любовь Роджера к Доре оставила в моей душе неизгладимоевпечатление, и я навсегда сохраню его в памяти, равно как и свойственную этомучеловеку причудливую смесь совестливости, уверенности в себе и невероятного апломба.В том, что он вернулся в этот мир в образе призрака, нет ничего странного –подобных примеров можно привести великое множество, причем свидетельстваочевидцев весьма убедительны и полны захватывающих деталей. Но нужно обладатьнедюжинным самолюбием, чувством собственного достоинства и поистинеумопомрачительной гордыней, чтобы в такой ситуации именно меня избрать своимсобеседником и – более того – доверенным лицом.

Ничем не отличаясь от обычного смертного, я шел по городу, снаслаждением вдыхая речной воздух и радуясь, что вновь могу видеть любимые дубыс почерневшей корой, в беспорядке стоящие среди лужаек и цветников, тусклоосвещенные дома, увитые лозами... Я вернулся в Новый Орлеан! Домой!

Вскоре передо мной выросли кирпичные стены старого монастыряна Наполеон-авеню, где жила Дора. Наполеон-авеню удивительно красива – даже длятакого города, как Новый Орлеан. По самой ее середине тянется широкая аллея.Когда-то по этой полосе бегали трамваи, а потом ее засадили деревьями, такимиже красивыми и тенистыми, какие растут и вокруг монастыря, главным фасадомобращенного на Наполеон-авеню.

Жилые кварталы викторианской эпохи в целом поражают обилиемзелени.

Я медленно подходил к зданию монастыря, стараясь запомнитькак можно большее количество внешних деталей. С тех пор как я в последний разподглядывал здесь за Дорой, многое во мне переменилось.

Здание было построено в стиле Второй империи, с двумядлинными боковыми крыльями и высокой покатой крышей над довольно необычной,полукруглой формы мансардой, расположенной в центральной части. Кирпичнаякладка стен, закругленные арочные окна второго и третьего этажей, четыребашенки по углам, двухъярусное крыльцо фасада, украшенное белыми колоннами иогражденное перилами из черного металла... – все это органично сплеталосьв единое целое и вполне соответствовало характерной для Нового Орлеаназастройке того времени. Старинные медные желоба для стока воды тянулись понижнему краю крыши. Многочисленные высокие окна были когда-то выкрашены белойкраской и закрыты ставнями. Сейчас ставни отсутствовали, а краска почти совсемоблупилась.

Фасад дома скрывался за большим садом, а позади здания,насколько мне было известно, располагался просторный внутренний двор. Комплексзданий монастыря занимал почти весь квартал. В прежние времена здесь жилимонахини, опекавшие и обучавшие девочек-сирот всех возрастов. По обе стороны отглавного фасада росли огромные дубы, ветви которых нависали над боковымидорожками. С южной стороны вдоль улицы стояли в ряд старые мирты.

Обходя вокруг монастыря, я обратил внимание на витражныеокна двухэтажной часовни и заметил, что внутри мерцает свет, как будто тампо-прежнему находились священные реликвии. В этом, однако, я сильно сомневался.Наконец я дошел до задней стены монастыря и перепрыгнул через нее.

Всего лишь несколько дверей оказались запертыми. Вокругцарила тишина. Зима в Новом Орлеане достаточно мягкая, но это все же зима, авнутри здания было заметно холоднее, чем на улице.

Я вошел на первый этаж и осмотрелся. Величественныепропорции широких, с высокими потолками коридоров с первого взгляда произвелина меня благоприятное впечатление; мне понравился запах недавно очищенного отнаслоений кирпича и сосновых полов. Все вокруг выглядело неотделанным,первозданным, но такая неотшлифованность, отсутствие внешнего лоска были в модесреди людей творческих, которые обустраивали свои жилища в больших городах встарых складских помещениях и любили называть их не иначе как сараями илиголубятнями.

Однако монастырь все же ничуть не походил на склад. Сомненийв том, что некогда здесь жили люди, более того, что это была освященнаяобитель, не возникало. Во всяком случае у меня. Я медленно шел по коридору всторону северовосточной лестницы. Именно там, в так называемой северовосточнойбашне, на третьем этаже и выше располагались комнаты Доры.