– Если для вас честное слово становится надежным, толькокогда оно оплачено, как я могу вам верить?

Рязанцев вскочил, прошелся по веранде, на секунду застыл,глядя в темноту, вдруг резко развернулся и спросил нарочито спокойным голосом,в котором уже дрожала тихая истерика:

– Вам что, деньги не нужны?

– Нужны.

– Ну вот, я вам даю! Слушайте, а может, три тысячи простомало? Но это ведь только аванс, потом вы получите значительно больше. Я не знаюрасценок, скажите, сколько?

– Евгений Николаевич, почему бы вам не обратиться в частноедетективное агентство? – печально предложил Саня.

– Потому что я слишком известный человек. Мне придетсяраскрыть им весьма конфиденциальную информацию о себе, о своей семье. Гдегарантия, что они потом не станут торговать этой информацией? – Рязанцевговорил быстро и все время смотрел куда-то в сторону, то в окно, то на кофейнуюгущу в своей чашке. Ни разу еще он не взглянул Сане в глаза, а о Маше как будтовообще позабыл. Когда зазвучал ее голос, он поморщился и вздрогнул.

– Вы так никогда не договоритесь, – сказала она тихо, норешительно, – я могу предложить компромиссный вариант. Вы платите АлександруЮрьевичу три тысячи долларов. Так вам спокойней. Это вполне понятно. Он у васэти деньги берет и в свою очередь платит вам. Тоже три тысячи. Тоже за своеспокойствие. Очень удобно. Вам даже не придется пересчитывать купюры, – она вочередной раз зевнула и налила себе еще кофе.

Рязанцев уставился на нее воспаленными, почти безумнымиглазами.

– Это справедливо, – кивнул Арсеньев, давясь смехом и изовсех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица.

Андрей Евгеньевич спрятал телефон. Сердце стало битьсяспокойно и ровно. Одышка прошла. Часы показывали без пяти три. Он забрал упродавщицы Христофора. Теперь он точно знал, что котенок будет носить этопочетное имя.

– Прежде всего, ему нужна специальная сумка, надежная,прочная. Вернее, нечто среднее между сумкой и детским автомобильным стульчиком.Только что по дороге сюда он выскочил и чуть не погиб.

– Да, я понимаю, – улыбнулась китаянка, – сейчас мычто-нибудь подберем.

Ровно в три стеклянная дверь открылась и в магазин вошелвысокий сгорбленный старик с тростью. Григорьев разглядывал очередную кошачьюсумку и осторожно скосил глаза на посетителя.

Старик показался ему элегантным и надменным. От него заверсту пахло дорогим одеколоном. Он был в летнем пальто мышиного цвета, вмолочно-белой фетровой шляпе. Белый шелковый шарф красиво перекинут черезплечо. Из-под пальто виднелись светло-серые широкие брюки и темно-серыезамшевые ботинки.

Лицо старика Григорьев разглядеть не сумел, мешали большиедымчатые очки в серебряной оправе, пышные седые усы и круглая аккуратнаябородка, переходящая в широкие бакенбарды вдоль щек, белоснежные и кудрявые,как свежая мыльная пена.

Пока продавщица подбирала сумку, рассказывала опреимуществах и недостатках разных видов кормов для котят, показываларазвивающие и успокаивающие игрушки, рекомендовала шампуни, ополаскиватели,щетки, гребенки, витамины, средства от глистов, поносов и запоров, старикуселся в кресло в углу и лениво листал подборку журналов о домашних животных.Григорьев то и дело украдкой поглядывал на него, но ни разу не удостоилсяответного взгляда. Старик погрузился в чтение какой-то статьи в журнале. Очкиопустились на кончик носа. Шляпу свою он так и не снял, половина лица тонула втени.

Андрею Евгеньевичу почудилось нечто знакомое в том, как онсидел, закинув ногу на ногу, как переворачивал страницы, как почесалподбородок. Этот жест, случайный и мгновенный, насторожил Андрея Евгеньевичаеще больше. Мужчины, привыкшие носить бороду, совсем иначе прикасаются к лицу.

Между тем на прилавке росла гора Христофорового приданого.Продавщица явно вошла в раж и не могла остановиться, предлагала все новые иновые штуки, жизненно необходимые котенку: подстилки с антиблошиной пропиткой,обувь и верхнюю одежду, на сегодня и на вырост, мягкий разноцветный домик,который можно стирать в машине, антиаллергический стиральный порошок иополаскиватель для кошачьих вещей, корзинку-кроватку с пологом и без, десятьвидов лотков и наполнителей для кошачьего туалета… , Григорьев опомнился, когдаона перешла к бантикам, заколкам и бижутерии. Он отобрал сумку, три баночкипаштета для котят, пару прыгающих игрушек и пакет с туалетным наполнителем.

Китаянка обиделась, улыбка увяла на ее лице, ласковый щебетзатих. Она холодно приняла кредитку, сложила покупки в мешок и тут же заняласьдругим покупателем – стариком. Тут ее ждало еще большее разочарование. Старикунужен был только поводок для собаки среднего размера, причем совершенноконкретный поводок, полтора метра, черный, кожаный со стальным карабином. Покаон делал свою покупку, Григорьев не спеша усаживал Христофора в новую сумку,вполне универсальную, с несколькими отдельными большими карманами на молнии. Водин из них он положил бумажник.

Из магазина они вышли вместе. Старик, не глядя наГригорьева, прошел мимо, обогнал его и направился вперед, по Флетбуш-авеню, кПроспект-парку, большому зеленому парку с озером и множеством укромных скамеек.Рядом были Бруклинский музей и Бруклинский ботанический сад, неплохие места дляконспиративной встречи, как и сам Проспект парк.

Старик миновал поворот к музею, прошел мимо главного входа впарк, взял чуть правее и зашагал по Оушен-авеню. Григорьев притормозил у табачнойлавки, чтобы купить сигарет. Старик тоже притормозил и сердито оглянулся.Дальше двинулись быстрей. Ритм задавал старик. Походка у него была совсем нестариковская, легкая, стремительная, спина распрямилась. Трость явно мешала,впрочем, это стало заметно не сразу. Пока они шли по людным улицам, он оченьнатурально сутулился, прихрамывал и опирался на трость.

Григорьев послушно следовал за ним.

В парк свернули у самого озера. Там по лужайке носилисьдети, запускали разноцветных воздушных змеев. Компания пожилых ледираскладывала корзинки для пикника, рядом прямо на траве спала, обнявшись,влюбленная парочка мужского пола в одинаковых клетчатых брюках и белыхблузонах.

Старик замедлил шаг. Он придирчиво и незаметно оглядывалпублику. Григорьев в свою очередь уже успел несколько раз провериться напредмет “хвоста”.

Парк был пешеходным, следить из машины за ними не могли.Оставались прохожие. За все время пути никто не показался подозрительным.

Наконец старик остановился у скамейки, подальше от озера игуляющей публики. Он сначала внимательно оглядел сиденье, провел по нему рукойи, только убедившись, что не запачкает свои светлые брюки, уселся. Григорьевсадиться не стал. Он выпустил котенка из сумки, чтобы тот побегал по лужайке,опустился на корточки, достал игрушечную пушистую мышь на резинке и стал игратьсо своим Христофором всего в паре метров от старика. Тот молчал несколькоминут, вероятно ждал, что Григорьев заговорит первым. Но, не дождавшись,произнес: