Я смотрела ему прямо в лицо, но и он не отводил взгляда,только уголок рта приподнялся кверху в очаровательной кривой усмешке:

— Пожалуйста.

Я медленно выдохнула, так что на лбу шевельнулась челка, ноотступила в сторону, освобождая ему путь:

— Входи.

— Спасибо.

Предоставив ему следовать за мной, я прошла в гостиную,плюхнулась на диван и закинула ногу на ногу.

— Ну?..

— Что, ну?

Я неопределенно взмахнула рукой:

— Начинай преклонять колени. Посмотрим, как это у тебяполучается.

— Так ты серьезно.

Я подняла брови. Он ответил тем же, но в конце концовкивнул, затем обошел кушетку и встал перед диваном. Опустившись на одно колено,он протянул ко мне руки:

— Я безгранично сожалею об огорчении и унижении,причиненным тебе и твоим…

— На оба колена.

— Пардон?

— Я бы предпочла, чтобы ты встал на оба колена. Если ужпросить прощения на коленях, то лучше на обоих, не так ли?

Морган на мгновение остановил свой взгляд на мне, и его губыподергивались, едва сдерживая улыбку. Он встал на оба колена, и еготемно-голубые глаза обратились ко мне с выражением собачьей преданности.

— Я действительно очень сожалею.

Я не смогла остаться безучастной к этой дурацкой сцене. Да ичего можно было ожидать от двадцатисемилетней аспирантки, превратившейся ввампира Кадогана?

Морган поднялся, отряхнул джинсы и сел на стоявшую напротивменя кушетку.

Пока я соображала, почему он разыгрывает передо мнойглубочайшее раскаяние, Морган заговорил:

— Среди вампиров Наварры ходит множество разговоровнасчет Дома Кадогана. И других Домов, где сохранился обычай пить кровь людей.Многие вампиры обладают долгой памятью, и многие из них связаны с ДомомНаварры. Дело не в тебе лично — дело в опасениях, возникших не одно десятилетиеназад. Вампиры боятся, что все, чего мы достигли — система Домов, Совет,«Канон», — все будет уничтожено вампирами, испивающими людей.

Я не могла оспаривать этот аргумент, особенно после того,как увидела гравюру, изображавшую казнь вампира, учиненную людьми. Тем не менеея напомнила:

— Морган, но ведь именно Дом Наварры созвалпресс-конференцию. Именно вы первыми объявили о нашем существовании.

— Это была вынужденная мера. Пока мы не взялиинициативу в свои руки, люди неизменно приближались к тому, чтобы ееперехватить. И тогда мы не смогли бы контролировать раскрытие тайны. Мы всеравно не избежали бы их внимания. И предпочли выйти из тени на наших условиях.

Я вытянула ноги и положила голову на подушку.

— И ты веришь в это?

— Мои убеждения не имеют особого значения. Язаместитель Селины. И я поступаю так, как пожелает она. Но раз уж об этом зашларечь, то да, верю. Мир сильно изменился.

— Ты выполняешь ее приказы, но все же ты здесь ибеседуешь с врагом.

Он коротко рассмеялся:

— Мне кажется, твое общество стоит небольшого нарушениядисциплины.

— Но вчера вечером, когда она выгоняла нас из клуба, тытак не считал.

Морган вздохнул, поднял руки и провел по волосам.

— Не хотел бы показаться неблагодарным, но за тотслучай я уже попросил прощения. — Он опустил руки и взглянул на меня снадеждой. — Может, поговорим о чем-нибудь еще? Давай на пару часовпритворимся обычными людьми?

Я позволила себе неторопливо улыбнуться:

— Как ты относишься к «Медведям»?

Морган фыркнул, потом посмотрел на дверь:

— Кухня там?

Я кивнула.

— Я могу поискать что-нибудь поесть?

Если бы у меня еще был интерес к этому парню — а ониспарился прошлой ночью, когда я решила не флиртовать ни с одним вампиром, —я решила бы, что это самое бездарное свидание.

— Наверное.

Он вскочил и бросился к двери.

— Спасибо! — крикнул он, исчезая в коридоре, нопотом добавил: — Я поклонник «Пакерс», поскольку родился в Мэдисоне.

Когда я дошла до кухни, он уже рылся в ящиках.

— Ты должна признать, что «Грин Бэй Пакерс» — лучшаякоманда, особенно в этом году. У Чикаго проблемы с линией нападения, да изащитники не лучше.

Я прислонилась к дверному косяку и сложила руки на груди.

— Ты врываешься на мою кухню, роешься в моих вещах, ешьмою еду, и хаешь моих «Медведей»? Ты или очень смелый, или глупый.

Морган, отыскав нож и разделочную доску, перешел кразложенным на кухонном столе ингредиентам: хлебцам с орехами, горчице,майонезу, ветчине, американскому сыру, швейцарскому сыру (способствуютпищеварению!), копченой индейке, маслу, ломтикам маринованных огурцов, чернымоливкам, салату и помидорам.

Другими словами, он опустошил весь наш холодильник, оставивтолько банки с содовой и кровь.

Потом наступила очередь содовой. Он достал две банки, сорвалкрышку с одной, вторую протянул мне, а сам прислонился бедром к столу и сделалпару глотков.

— Какой ты заботливый, — сухо заметила я, принимаябанку и подходя к столу. — Вас что, не кормят в Доме Наварры?

Он отрезал пару толстых ломтей хлеба и занялся помидором.

— Нам дают немного овсянки в перерыве междуидеологическими лекциями и пропагандистскими фильмами. А потом мы в полномсоставе маршируем по плацу, скандируя стихи о красоте Селины.

Я хихикнула и, оторвав два листочка салата, показала ему.Морган кивнул и приступил к сложному процессу укладывания мяса, сыра, овощей иприправ на свой гигантский сэндвич.

— Понимаешь, в кафетерии подают только здоровую пищу, ия редко могу позволить себе роскошь приготовить сэндвич по собственному вкусу.

Поскольку в детстве я видела слишком много бри и фуа-гра ислишком мало консервированной пищи, содержащей углеводы, я очень хорошо егопонимала. Вот почему я остановила его, когда Морган собрался уложить верхнийломтик хлеба. Схватив со стола пакет с кукурузными чипсами, я протянула ему.

— Слой чипсов, — серьезно пояснила я, —добавляет приятный хруст.

— Гениально, — одобрил он и щедро посыпал сэндвич.

Мы оба уставились на восхитительно аппетитный блок четыредюйма высотой.

— Может, стоит его сфотографировать? Выглядит весьмавнушительно.

Он наклонил голову:

— Не хочется нарушать гармонию, но я такпроголодался… — Высказав свои сожаления, он поднял сэндвич обеими руками ивпился в него зубами. Похрустывая первым куском, он даже прикрыл глаза. —Чертовски вкусно.