— Поговорили, — вздохнул Цапов, — кто тебе про стукачаудавленного рассказал?

— Не лезь, — попросил еще раз Цыган, — здоровее будешь.Когда два пахана в зоне что-то не поделили, остальные молчать должны, невмешиваться. Иначе задавят его. Оба объединятся и задавят. Закон зоны: вразборки авторитетов не встревать.

— Ты меня не пугай, — улыбнулся Цапов, — я же тебе объяснил,что мне нужно.

— Как хочешь, — пожал плечами Цыган, — только учти, что ятебе не помощник. Это не моя зона, здесь мне ловить нечего. Я с тобой неговорил, ты меня не спрашивал… Договорились. Я не боюсь, что меня прибьют. Ясмерти никогда не боялся. Я боюсь, что меня возьмут и заставят тебя назвать. Ая сукой никогда не был. Я слабым оказаться боюсь, ты меня понимаешь?

— Понимаю.

— Найдешь Савраску. Ты его знаешь. Он в клубе всегдаошивается. Где мужиков любят.

— У Семы?

— Вот-вот. Найди его и спроси. Он тебе, может, какую-нибудьновость подкинет. Убитого звали Алексеем Фориным. А я ничего общего с этимделом иметь не хочу. Извини. Поехали, выпьем вместе.

— Нет, — сказал Цапов, — лучше уж, чтобы нас вместе не видели.

У Цыгана дернулось лицо. Он нахмурился.

— Ты меня не обижай, Фокусник. Я тебя как друга просил в этодело не лезть. А сам я ничего не боюсь. Если хочешь, вместе поедем к Савраске.Ты меня знаешь. Я ни в бога, ни в дьявола не верю. Или ты сомневаться во мнестал?

— Нет, конечно, — засмеялся Цапов. — Поехали. Я согласен.

Пришлось потерять весь день на ненужную попойку с Цыганом иего людьми. На следующий день дико болела голова. В таких случаях он неопохмелялся, зная, что затем его будет клонить ко сну. Выпив крепкого кофе, онвесь день проспал, надеясь, что к вечеру голова немного пройдет. В егооднокомнатной квартире не было душа, и ему пришлось поехать на свою настоящуюквартиру, чтобы принять душ, побриться, переодеться и только затем отправитьсяв клуб, о котором ему говорил Цыган.

В последние годы было легализовано много подобных клубов,где встречались не просто случайные посетители, а лица с определеннойсексуальной ориентацией. При советской власти подобные клубы были немыслимы, агомосексуализм строго преследовался и карался. И лишь с утверждением некоторыхдемократических принципов в обществе воцарилась некая терпимость. Но, какобычно бывает, начался перехлест, когда нетрадиционная ориентация стала моднойв богемных кругах. Число гей-клубов стремительно выросло, а количество«приписанных» к ним мужчин рисковало стать подавляющим в некоторых кругах,определявших современную политику, культуру и искусство.

Фокусник не любил посещать подобные места, однако он приехалв клуб, убрав с лица брезгливое выражение, какое обычно бывало у настоящихуголовников, презиравших подобные сборища.

В клубе играла музыка, было довольно многолюдно. Кромемолодых людей, попадались и довольно пожилые, и даже женщины, приходившие сюдачастью поглазеть на экзотику, а частью ищущие для себя подруг среди себеподобных. Цапов нашел в углу небольшой столик, сел за него и попросил официантапринести ему джин с тоником. Когда официант выполнил заказ, он схватил егоруку. Мелькнула стодолларовая купюра.

— Мне нужен Савраска, — сказал Цапов.

Официант посмотрел на деньги, взял их и кивнул. Савраскойзвали Антона Сазонова, молодого человека, который красил волосы прядями,перемежая светлые и темные, за что и получил свое прозвище. Савраска имелобширный круг знакомых среди известных политиков и деятелей культуры.

К их столику вскоре подошел молодой человек в голубоматласном костюме — обтягивающие брюки и рубашка, зачесанные назад волосыниспадали на спину полосатыми прядями.

— Ты кто такой? — спросил Савраска в лоб Цапова, усаживаясьнапротив. — Говорят, ты миллионер, а я такого миллионера не знаю.

— Я просто случайный гость, — усмехнулся Цапов, — которыйпришел сюда, чтобы с тобой познакомиться.

— Очень интересно, — кокетливо улыбнулся Савраска, — значит,ты пришел сюда, чтобы увидеть меня.

— Ага, — мрачно подтвердил Цапов, — чтобы с тобойпообщаться.

— Ох какой ты настойчивый. Давно таких не было. Прямо сейчасхочешь общаться или перенесем на вечер?

— Давай прямо сейчас.

— Как хочешь, — улыбнулся Савраска. — У тебя есть квартира?Или ты очень торопишься?

— Ты меня не понял, — сурово сказал Цапов. — Я пришел стобой поговорить.

— Что значит не понял? У тебя нет квартиры? Или тыэстет-интеллектуал? Любишь платоническую любовь? Может, ты извращенец?

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Запишешься ко мне на прием, может, я подумаю, когда тебяпринять, — зло бросил Савраска и попытался подняться. Цапов дернул его за руку,силой усадил обратно.

— Чего ты дергаешься? — разозлился парень, снова попытавшисьвстать.

На этот раз Цапов ударил своего собеседника по ребрам. Тотвскрикнул.

— У меня к тебе важное дело, дорогой, — зашептал ему на ухоЦапов. — Сиди и не дергайся. Мне нужно знать все про Форина.

— Какой такой Форин? — не понял Савраска. Вернее, сделалвид, что не понял.

— Сам знаешь — какой. Твой знакомый, которого недавноудавили. Что ты про него знаешь?

— Ничего, ничего, пусти меня, — испугался гей.

— Сидеть. Я тебя по-хорошему спрашиваю. Если сейчас нескажешь, я тебя лично удавлю. Говори.

— Не знаю я, не знаю. Я ничего не знаю.

Цапов схватил руку своего собеседника и сдавил его ладонь стакой силой, что Савраска вскрикнул.

— Откуда ты узнал про Форина? Кто тебе рассказал? Кто?

— Мне больно. Отпусти. Мне рассказал… Отпусти. Мне Федярассказывал, Суходолов. Отпусти, говорю!

Цапов отпустил руку, но было уже поздно. На крик Савраскиобернулось сразу несколько человек. Нахмурившись, двое двигались к их столику.

— Черт бы вас побрал, — пробормотал Цапов, — придется ещездесь драться. Только этого не хватало.

Он оттолкнул от себя Савраску и поднялся, намереваясь выйтииз клуба. Но один из нападавших схватил его за плечо.

— Ты почему пристаешь к парню? Видишь, он тебя не хочет.

— Убери руку, — посоветовал Цапов, — я не приставал.

— Мы все видели, — настаивал первый, бородатый и здоровыйпарень в черной майке. Другой, с выбритым черепом, молча стоял рядом. — Он ктебе приставал, Савраска? — спросил бородач, и в этот момент Цапов резко ударилего в солнечное сплетение и, оттолкнув от себя бритого, поспешил к выходу. Подороге он еще дважды отпихивал кого-то от себя и наконец выбрался на улицу.