– Что же удерживало тебя от близости со мной все этигоды? – Он повернул голову так, чтобы видеть ее лицо.

– Что ты стал бы королем воистину, не толькономинально. А я не делюсь властью. – Она взглянула на меня поверх егоголовы. – А ты, Мередит? Как тебе понравится иметь настоящего короля,того, кто потребует свою долю власти – и не только в постели?

Мне пришло на ум несколько ответов, но я их все отвергла ипопыталась очень осторожно сказать правду.

– Я больше склонна делиться, чем ты, тетя Андаис.

Она пристально вгляделась в меня, с выражением, которое я немогла расшифровать. Я встретила ее взгляд, и в моих глазах отразиласьискренность моих слов.

– Ты больше склонна делиться, чем я... Что может этозначить, если я не делюсь ни с кем и никогда?

– Это только правда, тетя Андаис. Это значит именно то,что я сказала, ни больше ни меньше.

Еще один долгий взгляд.

– Таранис тоже не делится властью.

– Я знаю, – сказала я.

– Нельзя быть абсолютным монархом без абсолютнойвласти.

– Я усвоила, что королева должна править теми, кто ееокружает, на самом деле ими управлять, но не думаю, что королева непременнодолжна указывать всем, что им делать. Я обнаружила, что к советам моих стражей,которых ты так мудро мне дала, стоит прислушаться.

– У меня есть советники, – сказала она, едва ли неоправдываясь.

– Как и у Тараниса, – заметила я.

Андаис присела на столбик кровати. Она будто обмякла вся;рука – та, что без перчатки, – перебирала ленты на платье.

– Но ни он, ни я их не слушаем. А король-то голый...

Последняя реплика застала меня врасплох. Наверное, этоотразилось на моем лице, потому что она сказала:

– Ты удивлена, племянница?

– Не ожидала, что королеве знакома эта сказка.

– Был у меня не так давно любовник из людей, он любилдетские сказки. Он читал мне их, когда меня мучила бессонница. – В ееголосе появилась мечтательная задумчивость, нотка настоящей печали. Потом оназаговорила более привычным тоном: – Безымянное на свободе. Видели, что ононаправляется на запад. Не думаю, что оно доберется до Западного побережья, нотебе все равно следовало это знать.

С этими словами она махнула рукой, и зеркало опустело.

В стекле отражались мои округлившиеся глаза.

– Ты можешь настроить зеркало так, чтобы никто не могим воспользоваться без предупреждения?

– Да, – ответил Дойл.

– Так сделай это.

– Королева может плохо к этому отнестись.

Я кивнула, глядя на свое испуганное отражение, потому чтотеперь, когда не перед кем было притворяться, я могла выглядеть такойиспуганной, как себя чувствовала.

– Сделай, Дойл, и не спорь. С меня хватит сюрпризов насегодня.

Он подошел к зеркалу и провел руками по его краям. Ячувствовала, забираясь обратно в постель, как побежали по коже мурашки от егочар.

Дойл отвернулся от зеркала и в нерешительности остановился укровати.

– Тебе еще нужна компания?

Я протянула ему руку.

– Полезай сюда и обнимай меня, пока я буду спать.

Он улыбнулся, скользнул под простыню и прижался ко мне всемтелом – руки, грудь, живот, пах, бедра. Он охватывал меня, и я словнонатягивала на себя его шелковистую твердость.

Я уже соскальзывала в сон, когда он тихо спросил:

– Для тебя действительно не имеет значения, что моябабка была гончей дикой охоты, а дед – пукой?

– Не имеет, – сказала я низким от подбирающегосясна голосом. Потом спросила: – А что, я правда могу родить щенков?

– Вряд ли.

– О'кей.

Я почти спала уже, когда почувствовала, как он прижимаетменя плотнее, укутывается в меня так, будто я защищаю его от враждебного мира,а не он меня.

"Детективное агентство Грея", как правило, невызывают на место преступления для расследования убийства. Мы помогаем поройполиции, когда в трагедиях замешано что-то сверхъестественное, но обычно какконсультанты или приманка. Я пересчитала бы случаи, когда я видела местоубийства, по пальцам рук, и парочка пальцев осталась бы в запасе. Сегодня мнепришлось бы загнуть еще один палец.

Тело женщины уже лежало на каталке. Светлые волосы упали ейна лицо, потемнев там, где их касались океанские волны. Очень короткое вечернееплатье, в которое она была одета, посинело от воды, но по краям подсохло иснова стало светло-голубым. Широкая лента, похоже, белая, проходила прямо подгрудью, стягивая платье так, чтобы показать вырез. Длинные ноги – босые изагорелые. Ногти на ногах накрашены необычным синим лаком, как и ногти наруках. Губы тоже были странного синеватого цвета, но лишь из-за оттенка губнойпомады, это не было свидетельством смерти.

– Этот цвет помады называется "Удушение".

Я повернулась на голос и увидела высокую женщину. У меня заспиной стояла детектив Люсинда Тейт, засунув руки в карманы брюк. Онапопыталась улыбнуться, как обычно, но не сумела. Глаза так и осталисьтревожными, и улыбка исчезла еще до того, как толком появилась. Обычно у нееглаза были циничными под маской иронии, но сегодня цинизм выплеснулся наповерхность и скрыл иронию.

– Прости, Люси, что ты сказала о помаде?

– Она называется "Удушение". Предполагается,что она имитирует цвет губ покойника, умершего от удушья, – пояснилаона. – Ирония очень к месту.

Я снова посмотрела на тело. Глаза, нос, края губ былиобведены синеватой бледностью. Мне почему-то хотелось стереть помаду и убедиться,что губы покойницы действительно того же цвета. Я этого не сделала, но рукичесались.

– Итак, она задохнулась, – сказала я.

– Ага, – кивнула Люси.

Я нахмурилась:

– Не утонула?

– Не думаю. И никто из остальных тоже.

Я уставилась на нее.

– Из остальных?

– Джереми пришлось увезти Терезу в больницу.

– Что случилось? – спросила я.

– Тереза коснулась помады, которой одна из женщинсобиралась краситься как раз перед смертью. У нее началась гипервентиляция, апотом произошла остановка дыхания. Если б не ребята со "скорой",могло бы плохо кончиться. Я не сообразила, что не стоит тащить на такое одну излучших ясновидящих в стране.

Она взглянула на Холода, стоявшего чуть в стороне в типичнойпозе телохранителя – одна рука на запястье другой. Впечатление слегка ослаблялисеребристые волосы, развевавшиеся под ветром, который словно стремилсявысвободить их из хвоста. Бледно-розовая рубашка совпадала по цвету с носовымплаточком, торчавшим из кармана белого пиджака, отлично подходившего к таким жебелым слаксам. Тонкий серебряный пояс вторил цвету волос. Сияющие мокасины –кремово-бежевые. Он был похож скорее на картинку из модного журнала, чем нателохранителя, хотя ветер временами позволял углядеть под всем этимрозово-белым глянцем черную наплечную кобуру.