– Джереми сказан, что ты сегодня припозднишься, –заметила детектив Люси. – Много спишь последнее время, Мерри?

– Не сказала бы. – Я не потрудилась объяснять, чтопрошлой ночью вовсе не Холод не дал мне спать. Сейчас мы просто дружескиболтали, вели пустой, бессмысленный разговор, лишь бы заполнить продуваемуюветром тишину, пока мы стоим над телом мертвой женщины.

Я посмотрела в лицо женщины, красивое даже после смерти. Онабыла довольно худощавая, но не слишком, – как будто сидела на диете, худеяпод новые брюки. Если бы она знала, что умрет этой ночью, бросила бы она своюдиету днем раньше?

– Сколько ей лет?

– По документам – двадцать три.

– Она выглядит старше, – сказала я.

– Диета и слишком много солнца. – Всякий налетюмора исчез. Люси угрюмо взглянула на утес, возвышавшийся над нами. – Тыготова увидеть остальное?

– Конечно, только я не понимаю, почему ты решилавызвать сюда Джереми и всех нас. Это грустно, но ее просто убили, задушили тамили что. Удушение – это ужасно, конечно, но при чем здесь мы?

– Твоих телохранителей я не звала.

На ее лице впервые отразилась настоящая неприязнь. Онапоказала пальцем на Риса. Может, Холоду здесь и было неуютно, но Рис явнонаслаждался. Он осматривал все вокруг жадным взором, ухмыляясь, мурлыкая себепод нос мотивчик из "Гавайи, пять-ноль"[11]. Покрайней мере именно его он мурлыкал, когда удалялся от нас по пляжу посмотретьна копов, возившихся на полосе прибоя. Рис уже перешел к мелодии из «ДетективаМагнума»[12], когда Холод его окликнул. Рис предпочитал «фильмнуар» и в душе всегда был поклонником Богарта, но Богги уже не снимался в кино.Недавно Рис открыл для себя цветные римейки и наслаждался.

Он повернулся к нам и с улыбкой помахал рукой. Белый плащкрыльями бился вокруг него, когда он брел обратно по берегу. Кремовуюширокополую шляпу ему пришлось придерживать рукой, чтобы ее не снесло в море.

– Рис на месте преступления – кошмар какой-то, –проворчала Люси. – Он каждый раз так счастлив, словно радуется чужойсмерти.

Я не знала, как объяснить ей, что Риса когда-то почитали какбожество смерти, так что смерть его не слишком удручала. Такими вещами вряд листоило делиться с полицией. Я сказала:

– Ты же знаешь, он без ума от старых фильмов.

– Это не кино, – отрезала она.

– Что тебя так выбило из равновесия, Люси? Я видалаубийства и пострашнее, чем это. Почему ты так... встревожена?

– Погоди. Посмотришь – не станешь спрашивать.

– Может, ты мне просто скажешь, Люси?

Рис подошел к нам, сияя, как мальчишка июльским утром.

– Здрасте, детектив Тейт. В глазах девушки нетлопнувших сосудов и гематом нет, насколько я видел. Кто-нибудь знает, как оназадохнулась?

– Вы осмотрели тело? – Голос Люси был холоден.

Он кивнул, все еще улыбаясь.

– Я думал, нас для того и позвали.

Она указала на Риса пальцем.

– Вас не приглашали на это шоу. Мерри приглашали, иДжереми, и Терезу, но вас... – она ткнула пальцем ему в грудь, – нет.

Улыбка померкла и оставила в его трехцветно-синем глазу толькохолод.

– Мерри должны везде сопровождать два телохранителя.Вам это известно.

– Да, мне это известно. – Она снова надавилапальцем, достаточно настойчиво, чтобы он слегка подался назад. – Но мне ненравится, что вы здесь болтаетесь.

– Я знаю, как себя вести, детектив. Я не трогал никакихследов. Я не путался под ногами ни у кого, начиная от ребят со"скорой" и заканчивая оператором видеосъемки.

Ветер усилился, стал задувать темные волосы Люси на лицо,так что ей пришлось вытащить руку из кармана, чтобы их пригладить.

– Ну так не путайтесь под ногами у меня, Рис.

– Что я такого сделал?

– Вам это нравится. – Она почти выплюнулапоследнее слово ему в лицо. – А это, черт побери, не то, что должнонравиться.

И она удалилась в сторону лестницы, ведущей к шоссе, кпарковке и клубу, стоящему на небольшом мысу.

– Кто это погладил ее против шерсти? – спросилРис.

– Ее здорово потрясло то, что там, наверху, что бы этони было, и ей нужно было на ком-то сорваться. Подвернулся ты.

– А почему я-то?

Холод вступил в беседу.

– Потому что она – человек, а люди скорбят о мертвых.Они не получают удовольствия, тыкаясь в них носом, как ты.

– Это неправда, – возразил Рис. – Все этидетективы ловят кайф от своей работы, а патологоанатом – так точно.

– Но они не бродят по месту преступления, напеваяпесенки, – пояснила я.

– Иногда бывает, – резонно заметил Рис.

Я нахмурилась, пытаясь сообразить, как бы это объяснить емупопонятней.

– Люди напевают, или насвистывают, или рискованно шутяту трупов, чтобы преодолеть страх. Ты напеваешь потому, что доволен. Все этотебя не волнует.

Он взглянул на тело женщины.

– Ее тоже ничего не волнует. Она мертва. Мы могли быпоставить над ней оперу Вагнера, и ей не было бы дела.

Я коснулась его руки.

– Рис, ты не о чувствах мертвых должен заботиться, а очувствах живых.

Он нахмурился, не понимая.

Холод подытожил:

– Не будь таким радостным на людях, когда ты смотришьна их мертвецов.

– Ладно, но я не понимаю, почему я должен притворяться.

– Представь, что детектив Тейт – это королева Андаис, ией не нравится, что ты глумишься над мертвыми.

Я заметила, как по его лицу пробежала какая-то мысль, потомон пожал плечами.

– Я могу умерить свою радость в присутствии детектива,но все же не понимаю зачем.

Я вздохнула и посмотрела на Холода.

– А ты понимаешь?

– Если бы на этой каталке лежал кто-то из моих родичей,у меня возникли бы определенные чувства в связи с его смертью.

Я повернулась к Рису: