Приехавшие врачи сразу определиличерепно-мозговую травму и переломы ребер. Полицейские попытались восстановитькартину происшедшего. Выходило, что ночью в дом проник вор. Он вел себянеосторожно, зашумел и разбудил хозяйку. Луиза, накинув халат, вышла в коридор.Негодяй, притаившийся за занавеской, ударил ее по голове табуреткой и столкнулсо второго этажа. Потеряв сознание, девушка скатилась по ступенькам, ломаяребра. Но бандит на этом не успокоился. Тоже спустился вниз и несколько раз сразмаху ударил неподвижное тело ногой. Удары бандита пришлись по лицу и животу.Убивать почему-то не захотел, только изуродовал.

Полицейских поразило необыкновенное равнодушиебандита. Оставив жертву истекать кровью, он хладнокровно вскрыл все коробки иузлы, которые Лу собрала, готовясь к переезду. Взял ли домушник что-нибудь,полицейские не знали. Луиза лежала без сознания, и врачи сомневались в благополучномисходе.

Мы посидели немного возле несчастной, мучаясьсобственной беспомощностью. На обратной дороге Наташка задумчиво произнесла:

– Интересно, что ищут. Не знаешь?

Я покраснела, помолчала минуту и выложилаНаташке все.

– Боже, – проговорила узнавшая правдуподруга, – ты хоть понимаешь, что наделала. Спрятала чужую собственность, абандиты за ней гоняются. Надо вернуть все.

– Как? Дать объявление в "ПариСуар"? Найдены бриллианты безумной стоимости, кому надо – забирайте.

Наташка призадумалась:

– Надо узнать, чьи камни, и отдать. Утебя есть предположения? Я помотала головой:

– Нет. Знаю только, что бандит – любителькарамелек "Гусиная лапка" фабрики "Красный Октябрь". Онпотерял одну, когда шарил в моей спальне.

– Значит, русский. Эх, что же ты не положилакоробочку с камнями на стол. Взял бы и отвязался.

– Да когда он обшаривал наш дом, портилпаштеты и варенье, я еще не знала, что ему надо. А теперь он больше к нам неприходит, лазает по знакомым. Наверное, думает, что я отдала драгоценностикому-нибудь на сохранение. И у Костика с Лелькой побывал, и у Луизы, а до этоговломился к Оксанке.

– Послушай, давай расскажем Жоржу!

– Ни за что. Сами узнаем. Нечего сюдакомиссара впутывать. Да и что он сделает?

Мы прикатили домой, решив никому ничего нерассказывать.

Ольга чувствовала себя совсем хорошо, и врачразрешил ей вернуться домой. Для будущей мамы оборудовали отдельную комнату натретьем этаже.

– Нечего жить с беременной женой в однойспальне, – постановила Оксанка. – Ей надо спокойно спать, родятся дети – неотдохнешь.

Аркашка вяло сопротивлялся, но в конце концовсогласился. И когда привез Зайца домой, то сразу повел на третий этаж.

Возвращение Ольки обставили торжественно. Настоле красовался гигантский букет роз – знак внимания любящего мужа. На кроватилежали новый халат и ночная рубашка – презент внимательной Маруси. Большаякоробка шоколадных и, очевидно, вредных для беременной конфет аппетитно пахлана ночном столике – Наташка, сама ужасная сластена, решила обрадовать Зайкусвоей радостью. От меня были детективы и корзинка с розовой шерстью.

Когда невестка влезла, наконец, на третий этажи устроилась на диване, в дверь постучал Луи. Хитро улыбаясь, он принес подносс обожаемыми Ольгой свежеприготовленными мидиями в винном соусе.

Растроганная девушка зарыдала.

– Как вы все меня любите!

– Вот еще, – фыркнул Кешка, – очень надотебя любить. Ты сейчас просто футляр для моих детей, вот и заботимся о егосохранности.

Мы оставили супругов вдвоем выяснять отношенияи пошли в столовую.

– Надо было освободить комнату для гостейна первом этаже и устроить Зайца там, – проговорила Наташка, – тяжело на третийэтаж по лестницам карабкаться.

– Ничего, ничего, – успокоила Оксанка, –полезно физкультурой заниматься. Тихонько поднимется, тихонько спустится. Затотам спокойно, никакого шума, и телефона нет.

Не успела она вспомнить про телефон, как тоттут же зазвенел. Медсестра из госпиталя сообщила, что Луиза пришла в сознание ипросила меня приехать.

Лу выглядела ужасно. Маленькое бледное личикос черными подглазниками. Нос заострился и вытянулся, в ноздри подведенытрубочки с кислородом. Какие-то шланги и бутылки громоздились вокруг кровати. Уизголовья моргал зеленым огоньком непонятный прибор. Желтоватые, восковые рукибессильно лежали поверх одеяла.

Но все-таки она пришла в себя. И когда япоявилась в палате, попыталась улыбнуться. Хотя улыбка больше походила нагримасу.

– Луизонька, – зашептала я со слезами наглазах, – ты обязательно поправишься, поступишь в Академию художеств, а мыпотом будем за безумные деньги покупать твои пейзажи. Потерпи немного, всепройдет, здесь чудесные врачи, новейшие лекарства, великолепный уход.

Я говорила и говорила, не веря собственнымсловам. Уж очень плохо выглядела девушка, краше в гроб кладут. Найти бынегодяя, который так изуродовал бедняжку. Вдруг я поняла, что Луиза пытаетсячто-то сказать. Ее щеки напряглись, губы беззвучно зашевелились. Я прижаласьухом к ее лицу, пытаясь уловить звук.

– Дима, Дима, – шептала Луиза.

– Ты хочешь, чтобы сюда пришел Дима? –изумилась я.

Глаза Луизы наполнились слезами, она опятьпошевелила губами:

– Дима, Дима.

– Я сейчас привезу его.

Девушка через силу, отрицательно покачалаголовой.

– Дима, Дима бил.

Я оторопела от ужаса. Нет, наверное, что-то нетак поняла. Или у несчастной от побоев помутился рассудок.

– Ты хочешь сказать, что это Дима тактебя изуродовал?

Луиза с неожиданной силой закивала головой:

– Дима, Дима.

– Луизонька, может, ты перепутала?Полиция говорит, что напали сзади. Ты не могла видеть разбойника, да и Дименезачем тебя избивать!

Слезы потекли по лицу девушки.

– Дима, Дима бил, видела Диму, он билногами.

Больная пришла в сильное возбуждение, сталаметаться по кровати. Я вызвала сестру, и та моментально сделала укол. Черезнесколько минут Луиза заснула, держа меня за руку. Ее пальцы, холодные ивлажные, никак не хотели разжиматься, когда я вытаскивала ладонь.

Врач, лечивший Луизу, молодой и чрезвычайносерьезный, сидел в ординаторской у компьютера.