Шесть лет назад во Владимире Грин бежал с этапа. Выломалрешетку вагона, спрыгнул на рельсы, да неудачно – прямо перед часовым. Получилудар штыком под лопатку. Уходя от погони, петлял меж путей и составов, спинабыла мокрой от крови. Наконец затаился на складе, среди огромных тюков совчинами. Выбраться было нельзя – беглеца повсюду искали. Оставаться тоже былонельзя – тюки начали грузили в поезд, их оставалось все меньше и меньше. Распоролодин, забрался внутрь, между пахучих и мокрых шкур – видно, нарочно намочилидля большего веса. Лишней тяжести из-за этого было незаметно. Грузчикиподцепили здоровенный тюк крюками, проволокли по настилу. Снаружи вагонзапечатали, и поезд тихонько покатил на запад, мимо оцепления, мимо патрулей.Кому придет в голову проверять запломбированный вагон? Состав шел до Москвымедленно, шесть суток. Грин утолял жажду тем, что сосал волглую, трудноподсыхающую шерсть, а есть совсем не ел, потому что было нечего. Но не ослабел,а наоборот окреп, так как двадцать четыре часа в сутки направлял волю налатание организма. Пища для этого оказалась не нужна. Когда в Москве насортировке вагон распломбировали, Грин спрыгнул на землю и спокойно прошел квыходу мимо похмельных, равнодушных грузчиков. Остановить его никто не пытался.Когда добрался до партийного доктора и показал рану на спине, тот поразился –дыра зарубцевалась сама собой.

От давнего воспоминания пришло решение.

Всё получится просто, только бы Лобастов согласился.

Должен согласиться. Уже знает, что БГ управилась без егопомощи. Про Сверчинского тоже знает. Поостережется отказывать.

Было и еще одно соображение, пока непроверенное. Уж неТимофей ли Григорьевич и есть таинственный корреспондент ТГ? Очень вероятно.Хитер, осторожен и жаден до чужих секретов. Не с одним дном человек, ведет своюигру, а какую – только он один и знает.

Если так, то тем более поможет.

Тихо, чтобы не потревожить Снегиря, разбудил Емелю.Вполголоса разъяснил ему поручение – коротко, потому что он хоть по виду иувалень, а схватывает на лету.

Емеля молча оделся, пригладил пятерней светлые волосы,нацепил картуз. Посмотреть – взгляд не остановится. Обыкновенный фабричный, уЛобастова на мануфактуре таких тысячи.

Вывел из сарая лошадь, покидал в сани мешки, сверху небрежнонабросил рогожу и покатил по свежему снегу через пустырь, к темным пакгаузам.

Теперь ждать.

Грин неподвижно сидел у окна, считал удары сердца, ичувствовал, как, покалывая иголками, сходится разрезанная плоть, как сцепляетсякостяной разлом, как тянутся друг к другу клеточки новой кожи.

В половине восьмого во двор вышел хозяин-обходчик Матвей.Единственную комнату своей будки он уступил гостям, сам спал на сеновале.Угрюмый, неразговорчивый мужик, Грину такие нравились. Ни одного вопроса незадал. Раз прислала людей партия – значит, надо. Раз не объясняют зачем –значит, не положено. Матвей зачерпнул снега, протер лицо и развалисто зашагал всторону депо, помахивая котомкой с инструментом.

Снегирь проснулся вскоре после десяти.

Не вскочил, как обычно, свежий и жизнерадостный, а медленноподнялся, взглянул на Грина и не произнес ни слова. Пошел умываться.

Ничего не поделаешь. Мальчика больше нет, есть член БГ. Цвету Снегиря со вчерашнего дня неуловимо переменился: уже не нежно-персиковый –гуще и строже.

А к полудню проблема была решена.

Емеля сам видел, как деньги погрузили в вагон, наполненныймешками с красителем для петербургской фабрики Тимофея Григорьевича, и навесилипломбу. Паровозик укатил вагон на Сортировочную, там его прицепят к товарному,и в три пополудни состав малым ходом отбудет из Москвы.

Об остальном позаботится Жюли.

Сердце работало ровно, удар в секунду. Организмвосстанавливал силы. Всё было хорошо.

Остаток ночи – бессонной, беспокойной и бестолковой – ЭрастПетрович провел на Николаевском вокзале, пытаясь восстановить картинупроизошедшего и обнаружить следы преступников. Хоть свидетелей было множество,как синемундирных, так и партикулярных, ясности они не прибавляли. Все говорилипро какого-то офицера, якобы бросившего бомбу, но никто, как выяснилось, его невидел. Понятно, что внимание полиции и агентов было сосредоточено наотъезжающих, на окна вокзала никто не смотрел, но все равно выходило странно. Вприсутствии нескольких десятков людей, приученных к профессиональнойнаблюдательности, безнаказанно взрывают их начальника, и никто ни сном нидухом. Объяснить беспомощность полиции можно было разве что чрезмернойдерзостью нападения. Непонятно было даже, откуда бросили бомбу. Вероятнее всегоиз коридора, потому что никто не слышал перед взрывом звона разбитого стекла.Однако же листок с буквами БГ был обнаружен именно под окном, со стороныперрона. Может быть, снаряд забросили в форточку?

Из четырех человек, находившихся в дежурной в момент взрыва,жив остался только поручик Смольянинов, да и то только потому, что в это времяуронил на пол перчатку и полез за ней под дубовый стол. Крепкое дерево убереглоадъютанта от большинства осколков, только в руку вошел кусочек железа, но затои свидетель из поручика получился неважный. Он даже не мог припомнить, была лиоткрыта форточка. Сверчинский и неустановленная дама скончались на месте.Гимназиста увезли в санитарной карете, но он был без сознания и явно не жилец.

На вокзале распоряжался Пожарский, которого министртелеграммой назначил временно исправлять должность убитого, Эраст Петрович жечувствовал себя праздным наблюдателем. Многие косились на его неуместный в данныхобстоятельствах фрак.

В восьмом часу, окончательно поняв, что здесь ничеговыяснить не удастся, статский советник уговорился с Пожарским встретиться позжев управлении и, погруженный в глубокую задумчивость, поехал домой. Намеренияего были таковы: два часа поспать, потом сделать гимнастику и прояснить головупосредством медитации. События развивались столь стремительно, чторациональность за ними не поспевала, требовалось вмешательство глубинных силдуши. Сказано: среди бегущих остановись, среди кричащих замолчи.

Но осуществить план не вышло.

Тихонько открыв ключом дверь, Эраст Петрович увидел, что вприхожей, сложив ноги калачиком и привалившись к стене, спит Маса. Это само посебе уже было необычно. Надо полагать, ждал хозяина, хотел о чем-то предупредить,да сморило.

Будить настырного и любопытного камердинера Фандорин нестал, чтобы избежать лишних объяснений. Бесшумно ступая, прокрался в спальню, итут стало ясно, о чем хотел предупредить Маса.