– Смольянинов, соединитесь с Гнездниковским! –приказал Пожарский, поднимаясь. – Хотя нет. Тут телефон не годится. ЭрастПетрович, Сергей Витальевич, едем!

Казенные сани рванули от подъезда, взметнув снежную пыль.Оглянувшись, Фандорин заметил, как следом от противоположного тротуара трогаютеще одни санки, попроще. В них двое мужчин в одинаковых меховых картузах.

– Не беспокойтесь, Эраст Петрович, – засмеялсякнязь. – Это не террористы, а совсем наоборот. Мои ангелы-хранители. Необращайте внимания, я уж к ним привык. Начальство приставило – после того, какгоспода из БГ мне на Аптекарском острове чуть дырок не понаделали.

Толкнув дверь в кабинет Бурляева, вице-директор с порогаобъявил:

– Подполковник, я отстраняю вас от управленияОтделением вплоть до особого распоряжения министра. Временным начальникомназначаю титулярного советника Зубцова.

Бурляев и Мыльников были застигнуты внезапным вторжением устола, на котором была разложена какая-то схема.

Решительное заявление Пожарского они встретили по-разному:Евстратий Павлович в несколько мягких, кошачьих шажков ретировался к стеночке,Петр Иванович же, напротив, не тронулся с места и лишь по-бычьи наклонилголову.

– Руки коротки, господин полковник, – рыкнулон. – Вы, кажется, назначены временно исполнять должность начальствующегоЖандармским управлением? Вот и исполняйте, а я Жандармскому управлению неподчиняюсь.

– Вы подчиняетесь мне как вице-директору Департаментаполиции, – зловеще тихим голосом напомнил князь.

Выпученные глаза подполковника блеснули.

– Я вижу, в моем ведомстве отыскался иуда. – Онткнул пальцем в бледного, застывшего в дверях Зубцова. – Да только на моихкостях вам, сердечный друг Сергей Витальевич, карьеры не сделать. Не на тулошадку поставили. Вот! – Он достал из кармана листок и торжествующепомахал им в воздухе. – Сорок минут как получено! Депеша от самогоминистра. Я обрисовал положение и послал запрос, могу ли проводитьразработанную операцию по арестованию террористической Боевой Группы. Читайте,что пишет его высокопревосходительство: „Подполковнику отдельного корпусажандармов Бурляеву. Молодцом. Действуйте по своему усмотрению. Взять подлецовживыми или мертвыми. Бог в помочь. Хитрово“. Так что извините, вашесиятельство, на сей раз обойдемся без вас. Вы с вашими психологиями уже знатноотличились, когда Рахмета профукали.

– Петр Иваныч, ведь если в лоб пойдем, именно чтомертвыми возьмем, а не живыми, – подал вдруг голос доселе молчавшийМыльников. – Народец отчаянный, будет палить до последнего. А хорошо быживьем. И своих жалко, чай, не одного положим. Место вокруг будки голое,пустырь. Скрытно не подойдешь. Может, все-таки выждем, пока они сами оттудаполезут?

Сбитый ударом с тыла, Бурляев резко повернулся к своемупомощнику.

– Евстратий Павлович, я своего решения не переменю.Будем брать всех, кто там есть. А про голое место мне объяснять не нужно, непервый год аресты произвожу. Для того и полуночи ждем. В одиннадцать вот здесь,на Марьинском, фонари гасят, совсем темно станет. Выйдем цепочкой из пакгаузови со всех четырех сторон к дому. Я сам первый пойду. Возьму с собой Филиппова,Гуськова, Ширяева и этого, как его, здоровенный такой, с бакенбардами…Сонькина. Они сразу дверь вышибут и внутрь, за ними я, потом еще четверо, когоназначите, нервами покрепче, чтоб с перепугу в спину нам палить не начали. Апрочие останутся вот тут, по периметру двора. И никуда они, голубчики, у меняне денутся. Возьму тепленькими.

Пожарский хранил потерянное молчание, очевидно, так и неоправившись от министрова вероломства, так что последнюю попытку образумитьзарвавшегося подполковника предпринял Эраст Петрович.

– Вы делаете ошибку, Петр Иванович. Послушайтег-господина Мыльникова. Арестуйте их, когда будут уходить.

– Уже сейчас по складам вокруг пустыря сидят тридцатьфилеров и два взвода полиции, – сказал Бурляев. – Если террористысоберутся уходить засветло, тем лучше – как раз попадут к моим в лапы. А еслиостанутся ночевать – ровно в полночь я приду за ними сам. И это мое последнееслово.

Солнце медленно переползало по небу, даже в высшей точкеподъема далеко не отрываясь от плоских крыш. Грин сидел у окна, не шевелился,смотрел, как светило проходит свой сокращенный зимний маршрут. Педантичномукружку оставалось уже совсем недалеко до конечного пункта – темной громадызернохранилища, когда на пустынной дорожке, что вела от путей к Марьинскомупроезду, появилась приземистая фигура.

Место все-таки неплохое, хоть тесно и клопы, подумал – Грин.С самого полудня это был первый прохожий, а так ни души, только маневровыйпаровозик сновал туда-сюда, растаскивая вагоны.

Идущему солнце светило в спину, и кто это, стало видно,только когда человек повернул к будке.

Матвей, хозяин.

Что это он? Говорил, что смена до восьми, а сейчас толькопять.

Вошел, вместо приветствия кивнул. Лицо хмурое, озадаченное.

– Вот, это вроде как вам…

Грин взял у него помятый конверт. Прочел надпись печатнымибуквами, чернила фиолетовые. „Г-ну Грину. Срочно“.

Коротко взглянул на Матвея.

– Откуда?

– Ляд его знает. – Тот сделался ещесумрачней. – Сам не пойму. В кармане тулупа сыскалось. В депо был, вконтору вызывали. Народу вокруг много терлось, любой сунуть мог. Я так думаю,уходить вам надо. Где паренек, третий ваш?

Грин разорвал конверт, уже зная, что там увидит:машинописные строки. Так и есть.

Дом обложен со всех сторон. Полиция не уверена, что вывнутри, поэтому выжидает. Ровно в полночь будет штурм. Если сумеете прорваться,есть удобная квартира: Воронцово поле, дом Ведерникова, № 4.

ТГ

Сначала чиркнул спичкой, сжег записку и конверт. Покасмотрел на огонь, считал пульс. Когда ток крови восстановил нормальнуюритмичность, сказал.

– Идите медленно, будто назад в депо. Не оглядывайтесь.Вокруг полиция. Если арестуют – пусть. Скажете, что меня нет, вернусь к ночи.Но арестуют вряд ли. Скорее пропустят и приставят хвост. Надо оторваться иуходить. Скажете товарищам, что я велел вас на нелегальное.

Хозяин и в самом деле оказался крепок. Постоял немного, ни очем не спросил. Вынул из сундука какой-то узелок, сунул под тулуп и не торопясьзашагал по дорожке обратно к Марьинскому.