подождать до завтра, но кое-что мне нужно проверить, пообещав себе, что как только закончу, удовлетворив эту потребность, залезу под пуховое одеяло, и, может быть, даже разбужу Одеда.

Я зашла на сайт Амазона и нашла книгу. Убедившись, что картинка на мягкой обложке совпадает с иллюстрацией на обложке первого издания, я увеличила то, что Менахем скрыл.

Лицо автора заняло четверть экрана, и это было лицо ребенка. Подбородок слегка выпячен, ноздри из-за наклона головы кажутся раздутыми, взгляд устремлен вперед, а веки усталые не по возрасту. Руки высоко скрещены на груди, очевидно, чтобы их было видно на снимке. Из-за гладко причесанных черных волос уши кажутся оттопыренными. Художник пририсовал кровоточащую свастику на левой половине лба, кажется, будто ребенок гордится этой раной, а может, даже бросает вызов тем, кто вырезал у него на лбу ломаный крест. «Первое лицо, Гитлер», «Арон Готхильф» написано белыми буквами.

Я недолго смотрела на фото. Потребность увидеть это прошла. На сегодня хватит, пора в кровать.

Но встала я не сразу, что-то еще витало в пространстве, о чем мне нужно было сейчас узнать.

Я зашла в гугл и запустила поиск. Справа вверху завертелся земной шар — пока он вращался, я вспомнила, что Гитлер называл его «вызов и награда». Когда земля остановилась, вышло триста и одна тысяча результатов поиска.

Триста и одна тысяча ссылок на Арона Готхильфа расположены в виртуальном пространстве и ведут к… Сколько человек есть на просторах глобуса? Кто-то писал, кто-то загружал тексты, не всегда тот, кто пишет, сам загружает текст в сеть; а еще есть такие, кто прочитал и передал другим — не только письменно, но и устно.

Осьминог, оплетающий мир бесконечными щупальцами. «Первое лицо» во множественном числе. Лицо размножается.

На первой странице повторялись слова «ошибка» и «моя ошибка»:

«Моя ошибка — годы спустя после выхода этой спорной книги о Гитлере, поясняет профессор Готхильф…»; «Хоть Готхильф и признает, что ошибся…»; «Большая ошибка профессора Готхильфа…»; «Невозможно ошибиться в отношении новой позиции…»

Я пролистала несколько следующих страниц ссылок. Тексты на английском, французском, немецком и итальянском — или испанском? — языках, текст автора с индийским именем, «First Person: Hitler», «First Person: Hitler», программа конференции в университете Сан-Хосе, библиография курса университета Беркли, библиография курса Мичиганского университета; ссылка на статью в журнале «The New York Review of Books»; еще одна программа конференции; «Профессор Готхильф — сын ученой Ханы Готхильф, чей труд о…»; «Первое лицо, Гитлер» — ни одну из этих ссылок я не не открыла, пока еще не открыла. На тот момент с меня было достаточно. Время, когда я заходила и читала это, помня о спящем муже, прислушиваясь к его движениям и закрывая страницу всякий раз, когда он вставал в туалет — эти «порнографические ночи» пришли позже. А в первую ночь, когда я начала отслеживать количество размножающихся в сети клеток, в ту ночь я просто почувствовала удовлетворение, приходящее от ясного видения. Я бы даже сказала, что чувствовала себя почти спокойно.

Когда я выключила компьютер, то не сразу отправилась спать. Я вышла во внутренний двор и стояла там, не зажигая света, пока холод не пробрал до костей и не остудил еще больше лихорадку моего удовлетворения. Я сорвала влажную ветку шалфея и растерла ее в руке, от запаха шалфея и пронизывающего холода у меня открылось дыхание, предвещая чистоту. Не знаю, откуда она возьмется, что ее принесет и как всё очистится, но несколько минут «чистота» была там, как возможная реальность.

С обостренным от холода знанием я легла рядом с мужем, вдыхая запах шалфея на пальцах, пока тот не исчез.

Глава 11

Мы вернулись к обыденной жизни, которая становилась всё фальшивее, и эту фальшь мы оба по своей слабости изо всех сил старались скрыть. У мужа не было сил выслушать. У меня не было слов объяснить. Я не обвиняю ни его, ни себя — распространяющееся вокруг зло было сильнее нас, и ему, как болезни, надо было позволить идти своим чередом, пока не наступит кризис.

Одед пропадал в офисе и время от времени жаловался, что работа ему обрыдла, ему надоело обслуживать предпринимателей и владельцев недвижимости.

— Ты читаешь, пишешь, развиваешься, а я — я даже детективы уже читать не в состоянии. Видела бы ты, с какими типами мне приходится целыми днями общаться. В конце концов я тебе наскучу.

Как и вначале, когда мы с ним только познакомились, он снова заговорил о «смене курса» и о желании «делать что-то совсем другое», вот только теперь разговоры велись о раннем уходе на пенсию, после чего «я смогу наконец прочитать какую-нибудь серьезную книгу или учиться чему-нибудь просто для души».

Вскоре после нашего возвращения он начал вставать рано утром и выходить на длинные пробежки. Жаловался, что отрастил пузо в Америке, что одного часа с Яхином в его тренажерном зале хватило, чтобы понять, как он запустил свое тело, что если бы только у него было время, он хотел бы снова вернуться к дзюдо или заняться каким-нибудь другим боевым искусством:

— Ты, наверное, уже не помнишь, но когда-то мне неплохо удавались такие вещи.

А пока он не выйдет на пенсию, пока не покончит с материалами дела владельцев торгового центра, пока не станет тренером уличных компаний и не научит подростков дзюдо — он тем временем заводил будильник на шесть утра.

Однажды вечером, выйдя на минутку из ванной за полотенцем и проходя мимо двери спальни, я увидела, как он стоял голый перед зеркалом, изучая себя в профиль. Мой красивый мужчина по-женски сжал пальцами живот, и я поспешила исчезнуть. Любовь покроет все грехи, но я больше не собираюсь этому способствовать.

Меня тоже, подобно Одеду, объяло телесное беспокойство. Я не выходила на пробежки, но, кроме часов, украдкой проведенных за изучением нелюдя в гугле, мне было трудно усидеть. Никакое занятие, никакая книга не могли удержать меня на месте. Я почти совсем отказалась от машины, и вместо того, чтобы ездить, ходила. Встреча в кампусе на горе Скопус, мастерская обойщика мебели в Тальпиот, зубной врач на юге Хевронского шоссе — только пешком; быстрая ходьба не полезна, но я хожу не для здоровья. Я хожу, чтобы успокоить непроходящий зуд, истончающий кожу. Ткни пальцем — и все мои мысли выльются наружу.

Зима была необычно дождливой: благословенные дожди, говорили все, уровень воды в Кинерете превысил верхнюю красную линию. Поднимаются грунтовые воды.