Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ну, ты что! — Остролист даже замахал руками. — Кто ж будет с нами разговаривать? В Изрии думают, что мы монстры и разбегаются. В Верлингаде думают, что мы монстры, и пытаются поймать на эксперименты. А быть подопытным ещё скучнее, чем тут сидеть. Поэтому мы к вам не ходим.
Я аж подавился вдохом и закашлялся. Почему-то представился Дрейн, который методично задаёт вопросы воющему от тоски ворлоку. А если он целый диплом по ним написал…
— А сейчас вы передумали? Ты об этом Янке на балу сказал? — вернулся я к насущным вопросам.
Остролист снова потёр нос, а я подумал, насколько же трудно ему было изображать эльфа. Я-то не был таким суетливым, а ему приходилось постоянно сдерживаться, чтобы не выходить из роли.
— Да. Знаешь, ты мне напомнил, что ушедшие вообще-то не хотят мучить оставшихся. И как-то я проникся. Люди такие хрупкие, чуть что сразу трагедия, и вроде как беречь их надо, а не наоборот. Так что лучше мы просто тут поскучаем ещё.
Сзади раздался взрыв смеха: Благороднейший продолжал рассказывать что-то весёлое, а кто-то уже начал сдавать карты.
— Я ж сначала хотел твоим цветком принцессу в себя влюбить, думал весело будет, но хорошо, что не подействовало, — снова привлёк к себе внимание Остролист. — В общем, братан, я не со зла, просто забыл за эти годы кое-что важное, а теперь вспомнил. — Он замолчал, а потом резко перевёл тему: — Ты к нам тоже приходи жить, как со своими делами разберёшься, всё равно обратно тебе хода нет.
Предложение вызвало внезапную благодарность, хотя жить в этом месте хотелось ещё меньше, чем в Верлингарде, замкнутом отцом в аномалию. Жить хотелось только в Изрии и только с Янкой. Ну или не жить вовсе, потому что смысла тогда во всей этой жизни не было.
— Так, артефакт-то где? Мне его забрать надо.
Хотя ворлоки не собирались ни на кого нападать, вернуть причину раздора на место и прекратить войну, всё ещё казалось правильным.
— Так у Праматери Тьмы. Это туда. До перекрёстка трёх дорог, потом налево и в пещеру. Да вон у тебя и проводник есть. — Остролист махнул рукой в сторону Черныша, который просился на ладонь и в карман, а потом покачал головой. — Но она злющая такая последние несколько лет, просто ужас. Я б не ходит на твоём месте. Мало того, что ничего не отдаст, так ещё и прихлопнет.
— Знаешь, мне тут сказали как-то, что нельзя сдаваться, и если уж позо… идти, то до конца. Так что надо попробовать.
Я встал, похлопал ворлока по плечу и попросил:
— Пегаса займи, чтобы за мной не увязался. Его-то прихлопывать не за что.
— Без проблем, братан.
Остролист провёл рукой перед своим лицом и стал мной. Даже рост изменился и лишняя суета в движениях ушла.
— Никто ничего не заметит.
— Спасибо.
— Надеюсь, увидимся.
Я отвернулся и пошёл туда, где мне, возможно, предстояло в очередной раз умереть. И это начинало слегка надоедать, но надо было проверить еще одну теорию.
Всё было так, как писали в «Легендах». Величественная фигура в чёрных одеждах сидела на троне, окружённом тенями, и наблюдала за потоками душ, которые приходили и покидали этот мир.
— О, Праматерь Тьма, — произнёс я. Голос должен был вознестись к потолку пещеры и раскатиться там эхом, но всё оказалось не так: слова будто крали изо рта — так быстро затухал звук. Хотя прародительница меня явно слышала. — Я пришёл с просьбой. Отдай артефакт, который мой отец, король Верлингарда, Гаспар Пятый Верлинг отдал за помощь.
Рассмеялась Тьма и ответила:
— Какое… неинтересное предложение. Что у тебя есть, чтобы дать взамен?
— Моя жизнь, — просто ответил я.
— Ты уже умер, — возразила Тьма, и я замялся.
— Ну, вот эта, которая осталась.
— А мне зачем? У меня и душ, и ворлоков полно. Последних так и вообще не знаешь, куда девать — эксперимент вышел из-под контроля, они теперь дурью маются и мешаются под ногами.
— А что тогда вам надо?
— Ты отвратительно подготовился ко встрече. Это ты должен предлагать, а я выбирать. Очень плохо.
Мне показалось, что Праматерь Тьма едва сдержалась, чтобы не добавить: «Садись, двойка!», как иные преподаватели в академии. Надо было что-то сказать, но в голове царила пугающая пустота. Наконец, я нашелся.
— Угодить чужим вкусам сложно, поэтому я и спросил, что надо вам, а не что по моему мнению может вам пригодиться.
— Хм… Ну, с этой точки зрения, ты не так уж неправ. Только ты мне всё равно не поможешь, и я всё равно не отдам артефакт.
Праматерь Тьма вздохнула и словно осела на своём троне.
— Ты думаешь, что я помогла твоему отцу потому, что артефакт был для меня равноценен помощи. И думаешь, что всё легко поменять обратно. Но это не так. Я помогла ему, потому что и сама мать. Посочувствовала горю человека, потерявшего сына. Я бы и хотела тебя полностью оживить, но для этого нужна радость жизни, а я… так тоскую и волнуюсь.
Грусть в голосе Праматери оседала на мои плечи и вгрызалась в душу. А потом резко сменилась огнём злости. В кармане затрясся от страха Черныш.
— А ты пришёл и хочешь всё испортить! Нет бы слушаться родителей, учиться у них полезному, а они шляются не пойми где и нарываются на неприятности! Знаешь, как материнские и отцовские сердца болят?! Ничего ты не знаешь! Иди отсюда и сиди в своём Верлингарде! И посмей только расстроить отца!
Тьма махнула рукой, я зажмурился, ожидая удара, но его не было. А когда я всё-таки открыл глаза, оказалось, что уже стою перед пещерой, а меня обнюхивает Благороднейший.
— Живой, вот и славно. В смысле мёртвый… — Пегас скривился. — В смысле ты понял. Великий свет, как же сложно с вами некромантами… — непонятно кому посетовал он. — Что там было?
— Сказала, надо сидеть в Верлингарде и радовать отца, а не шляться непойми где, надрываясь на неприятности. И знаешь что? Она права. Надо было мне три года назад слушать отца и братьев. Тогда ничего подобного не произошло бы. Но егерь уже ничего не исправишь, так что придется принимать последствия.
Я достал Черныша и Легонько на него подул. В голове вдруг всё встало на свои места.
— Послушаешься её? Возвращаемся в Верлингард? — удивился пегас, но поднял ногу.
— Нет. Идем в Изрию. Буду принимать последствия, извиняться перед королем Эльдором, рассказывать про ворлоков, что артефакт больше не нужен, и… умру, как должен был три года