саквояжем, озабоченно хмуря лоб и шевеля своими пышными усами. Доктору Бивену удалось снова разбудить нашего отца, и он повёл его наверх, чтобы уложить в постель. Перед этим мы вручили доктору Бивену чёрную бутылочку с ядом и с тревогой стали ждать, что он скажет, когда вернётся. Айви присела на стул, а я сидеть не могла, металась по кухне, как тигр в клетке. Приготовленная на ужин еда давно остыла. К ней никто так и не притронулся.

Наконец в кухню спустился доктор.

– С вашим отцом всё будет хорошо, – сказал он, и мы с сестрой с облегчением выдохнули. – Я не думаю, что он успел проглотить достаточно много этого яда, чтобы нанести себе непоправимый вред. Ему сейчас нужно просто отдохнуть несколько дней и попить лекарство, которое я прописал. Оно поможет поскорее вывести яд из организма.

– Благодарю вас, – прошептала я.

Оказывается, я испугалась гораздо сильнее, чем мне казалось.

Доктор Бивен коротко кивнул мне в ответ, он никогда не был любителем вести светские разговоры.

– Вы правильно сделали, что позвали меня, – продолжил доктор. – Всё могло обернуться гораздо хуже. Ваш отец заверил меня, что он сам заявит в полицию, как только почувствует себя лучше.

Я бросила взгляд на Айви, но она смотрела в сторону. Я не была уверена, рассказала она доктору о том, что за отравлением стоит наша мачеха, или нет. Вполне возможно, что не стала ничего говорить. Ну и правильно. Пусть отец сам решает, заявлять ли ему в полицию на Эдит.

И тут я впервые задумалась над тем, почему, интересно, умер первый муж Эдит? С ним-то что случилось? Не отравила ли она и его тоже, только более удачно, чем нашего отца?

– Ладно, вы уж тут присматривайте за ним, – сказал доктор Бивен и засобирался уходить.

– Большое вам спасибо, – ещё раз поблагодарила его Айви.

Доктор улыбнулся ей в ответ и исчез за дверью.

Я посмотрела на остывшее мясо, соус и сказала:

– Что-то мне есть совершенно не хочется.

– Отлично тебя понимаю, – кивнула Айви. – У меня после всего этого тоже никакого аппетита нет.

– Тогда давай прибирать со стола, – вздохнула я.

По крайней мере теперь мы это сделаем сами, без чьих-то приказов.

Следующие несколько дней прошли довольно странно. Ну, в самый первый вечер в доме снова появилась Эдит, привела с собой детей, и все они начали шумно собирать вещи.

– Куда же мы теперь пойдём? – услышала я голос Гарри, когда они проходили мимо нашей с сестрой спальни.

– К бабушке, – сердито ответила ему Эдит. – Пошевеливайся давай.

Мы с Айви из своей комнаты не выходили, не хотели с ними пересекаться. Я боялась, что не смогу сдержаться и накричу на Эдит и такого ей наговорю! А то и ещё хуже что-нибудь. Про себя вообще лучше помолчу, просто не знаю, что она могла бы с ними со всеми сделать.

Потом Эдит с мальчишками ушла, и в нашем доме наконец наступила тишина. Дальше? Дальше мы ухаживали за отцом, кормили его куриным супом, поили чаем, и с каждым днём он выглядел всё лучше. Его бледная кожа заметно порозовела, и взгляд становился всё более осмысленным.

Немного странно было, что теперь приходилось рассчитывать только на себя, но наша мачеха и раньше всё по дому нас делать заставляла, так что особой разницы-то и не было, пожалуй.

* * *

Затем настал день, когда отец почти полностью оправился от болезни, встал на ноги, и в то же утро прямо за завтраком решил серьёзно с нами поговорить.

– Девочки… – начал он.

Мы с сестрой подняли головы от своих тарелок с тостами и яйцами. Я сразу забеспокоилась, прикидывая, о чём сейчас может пойти разговор.

– Вы сможете когда-нибудь простить меня? – спросил отец.

Я едва не подавилась от удивления, но сумела всё же чинно прожевать и проглотить откушенный кусок.

– Извини, о чём это ты? – спросила Айви.

Судя по её виду, она была ошеломлена ничуть не меньше, чем я.

– Я так виноват перед вами, – покачал он головой. – Я вас совсем забросил.

Тут мы с сестрой обе приоткрыли рот от неожиданности. Дело в том, что за последние годы отец, можно сказать, ни разу с нами не разговаривал, если не считать изредка заданных ни к чему не обязывающих вопросов вроде «Ну, как дела в школе?». Сами знаете, на такие вопросы отвечать совершенно необязательно, всё равно твой ответ никому не интересен. А чтобы хоть парой слов с нами нормально переброситься? Нет, не было такого.

Отец подождал немного, понял, что нам нечего ему сказать, и продолжил сам:

– Когда я потерял вашу маму… я чувствовал… мне казалось, что я потерял всё на свете. И что теперь я должен буду постоянно тащить на своих плечах неподъёмный груз, в одиночестве растить и воспитывать двух дочерей. Долгое время я переживал из-за этого, потом… – медленно покачал он головой. – Потом словно оцепенел, жил как во сне…

– А потом тебя пробудили к жизни? – спросила я.

– Да, – помолчав немного, признался он. – Эдит. Она появилась в моей жизни в самый нужный… а может быть, в самый неподходящий момент. Стала помогать мне, взяла на себя все домашние хлопоты, и я думал, что этого вполне достаточно для нормальной жизни. До самого недавнего времени так думал.

– Но всё, что она делала с нами… – со слезами на глазах сказала Айви.

– Я знаю, – снова кивнул отец. – Потому и чувствую свою вину. Я… Я просто не видел или не хотел видеть этого. Эдит всё делала прямо на моих глазах, а я этого не видел, – он вдруг ударил кулаком по столу, да так сильно и громко, что мы с сестрой подскочили на месте. – Во мне что-то начало меняться только после того, как я узнал правду о маме от вашей тети Сары. Тот разговор напомнил мне, чем была для меня Эммелина… или Айда… да не всё ли равно, как её звали на самом деле! А ещё он напомнил мне о том, как сильно я заботился о вас раньше, о своих дочерях, которых теперь совершенно забросил.

Теперь уже у меня из глаз потекли слёзы.

– Отец, я…

– Всё в порядке, Скарлет, – сказал он, глядя на меня, и я впервые с самого детства почувствовала, что он не просто смотрит, но видит нас с сестрой. – Я не думаю, что смогу когда-нибудь загладить свою вину перед вами. А мог бы и навсегда вас потерять, доведи Эдит и ваша директриса свой коварный замысел до конца. А