— Ты должна что-то знать, потому что трахалась с ним. — Моипальцы нырнули в искусственные рыжие волосы Ребы и вцепились в них, словнособирались выдрать с корнем. — Или я ошибаюсь?

— Это безумие! — Она чуть ли не кричала. — Тебе нужнапомощь, Эдгар! Или позвони доктору Кеймену, или найди кого-нибудь там, у себя.И поскорее!

Злость и сопровождающая её уверенность в том, что скоро яначну путать слова, не находя нужные, внезапно исчезли. Я отпустил волосы Ребы.

— Успокойся, Пэм. Мы говорим не о тебе. И не обо мне. ОТоме. Ты замечала признаки депрессии? Должна была заметить.

Ответа не последовало. Но и трубку она не положила. Я слышалдыхание Пэм.

— Хорошо, — раздался её голос. — Хорошо. Я знаю, откуда утебя взялась эта идея. От маленькой мисс Королевы драмы, так? Судя по всему,Илзе рассказала тебе о Максе Стэнтоне, из Палм-Дезерт. Эдгар, ты же знаешь,какая она!

Ярость угрожала вернуться. Я протянул руку и схватил Ребу замягкую середину. «Я могу это сделать, — думал я. — И Илзе тут тоже ни при чём.А Пэм? Она всего лишь испугана, потому что всё это обрушилось на неё как гром сясного неба. Она испуганная и злая, но я могу это сделать. Я должен этосделать».

И не важно, что на протяжении нескольких мгновений я хотелеё убить. Более того, если бы она оказалась во «флоридской комнате» рядом сомной, попытался бы.

— Илзе мне ничего не говорила.

— Довольно этой дурости, я кладу трубку…

— Я не знаю только одного: кто из них уговорил тебя сделатьтатуировку на груди. Маленькую розу.

Она вскрикнула. Только раз, тихонько, но этого хватило.Последовала пауза. Тишина пульсировала, как чёрная дыра. Потом Пэм прорвало:

— Эта сука! Она увидела и рассказала тебе! Только так ты могузнать! Это ничего не значит! Ничего не доказывает!

— Мы не в суде, — напомнил я.

Она не ответила, но я слышал её тяжёлое дыхание.

— У Илзе возникли подозрения насчёт этого Макса, но насчётТома она не имеет ни малейшего понятия. Если ты скажешь ей, у неё разобьётсясердце. — Я выдержал паузу. — И это разобьёт моё.

Пэм плакала.

— На хер твоё сердце! И тебя тоже! Знаешь, я бы хотела,чтобы ты умер. Лживый, сующий нос в чужие дела мерзавец. Я бы хотела, чтобы тыумер.

Я такого по отношению к ней не испытывал. Слава Богу. Полосана воде всё темнела, напоминая теперь надраенную медь. И цвет продолжалменяться, переходя в оранжевый.

— Что ты знаешь о душевном состоянии Тома?

— Ничего. Если хочешь знать, никакого романа у нас нет. Аесли и был, то продолжался три недели. Всё кончено. Я ему ясно дала это понять,когда вернулась из Палм-Дезерт. Причин тому много, а основная состояла в том,что он очень уж… — Пэм резко оборвала фразу. — Илзе разболтала тебе. Мелинда несказала бы, даже если б знала. — В голосе зазвучала нелепая злоба. — Ейизвестно, через что мне пришлось с тобой пройти.

Что удивительно, тема эта меня совершенно не интересовала. Вотличие от другой.

— Он очень уж — что?

— Кто очень уж что? Господи, как я это ненавижу! Твойдопрос!

Как будто мне нравилось её допрашивать.

— Том. Ты сказала, основная причина в том, что он очень уж…

— Очень уж неуравновешенный. Настроение у него постоянноменялось. Сегодня весёлый, завтра в зелёной тоске. Послезавтра — и такой, итакой, особенно если он не…

Пэм резко замолчала.

— Если он не принимал таблетки, — закончил я за неё.

— Да, да, но я не его психиатр.

Я слышал стальные нотки даже не раздражения, а нетерпимости.Боже! Женщина, которая так долго была моей женой, могла проявить твёрдость,когда ситуация того требовала, но я подумал, что такая вот нетерпимость —что-то новое, результат моего несчастного случая. Я подумал, что это хромотаПэм.

— Этого психиатрического дерьма я и с тобой наелась доотвала, Эдгар. И теперь я хочу встретить мужчину, настроение которого независит от проглоченных им таблеток. Больше говорить не могу, задай своивопросы позже, сейчас ты очень уж меня расстроил.

Она всхлипнула мне в ухо, и я начал ждать последующеговскрика. Дождался. Плакала она, как и всегда. Не всё в нас меняется.

— Пошёл ты на хер, Эдгар. Испортил хороший день.

— Мне без разницы, с кем ты спишь. Мы разведены, — напомниля. — Я хочу только одного — спасти жизнь Тому Райли.

На этот раз она закричала так громко, что мне пришлосьотдёрнуть трубку от уха.

— Я не несу ОТВЕТСТВЕННОСТЬ за его жизнь! МЫ РАЗБЕЖАЛИСЬ!Или ты это упустил? — Потом чуть тише (но ненамного): — Его даже нет вСент-Поле. Он в круизе с матерью и братцем-геем.

Внезапно я понял, или подумал, что понимаю. Словно взлетелнад ситуацией, провёл аэросъёмку. Главным образом потому, что сам собиралсяпокончить с собой, но при условии, что всё будет выглядеть как несчастныйслучай. И заботила меня не выплата по страховке. Не хотелось подставлять подудар дочерей. Самоубийство отца — слишком уж большое пятно… Но ведь я получилответ, так?

— Скажи ему, что ты знаешь. Когда он вернётся, скажи ему,что ты знаешь о его намерении покончить с собой.

— А с чего он мне поверит?

— Потому что он собирается. Потому что ты его знаешь. Потомучто он психически болен и, вероятно, думает, что ходит по миру с плакатом«СОБИРАЮСЬ ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ». Скажи ему, ты знаешь, что он не принимаетантидепрессанты. Ты это знаешь, так? Точно знаешь.

— Да. Но раньше мои уговоры принимать таблетки не помогали.

— Ты предупреждала его, что расскажешь, если он не начнётпринимать лекарства? Расскажешь всем?

— Нет, и я не собираюсь этого делать и сейчас! — В её голосезазвучал ужас. — Ты думаешь, я хочу, чтобы весь Сент-Пол знал, что я спала сТомом Райли? Что у меня с ним был роман?

— Аесли весь Сент-Пол узнает, что тебе небезразлична судьбаТома? Так ли уж это будет ужасно?

Она молчала.

— Я хочу лишь одного. Чтобы ты встретилась с ним, когда онвернётся…

— Ты хочешь! Точно! Вся твоя жизнь — череда того, что тыхочешь! И вот что я тебе скажу, Эдди. Если для тебя это так важно, ты с ним ивстречайся! — В её голосе снова появилась стальная нетерпимость, но на этот разза ней слышался страх.