Хотя не следовало забывать про раскрывшиеся чуть шире глазамистера Наннуцци.

Он прошёлся вдоль выставленных в ряд картин, от первой допоследней. Потом прошёлся вновь. Я понятия не имел, хорошо это или плохо. Ксвоему стыду, признаюсь, что до этого дня никогда не бывал в художественнойгалерее. Повернулся к Уайрману, чтобы спросить, что он думает по этому поводу,но Уайрман отошёл в сторону, о чём-то тихонько разговаривал с Джеком, и обанаблюдали за Наннуцци, разглядывающим мои картины.

Как я понял, разглядывал не только он. Конец января —горячая пора для художественных салонов западного побережья Флориды, и вдостаточно просторной галерее «Скотто» околачивалось с дюжину зевак (Наннуцципозже найдёт им куда более достойное определение — «потенциальные постоянныепокупатели»). Они разглядывали георгины Шачат, великолепные, но знакомые всемтуристам европейские виды Уильяма Берры и несколько причудливыхрадостно-взволнованных скульптур, которые я упустил из виду, разворачиваясобственные творения. Их автором был Давид Герштейн.

Поначалу я подумал, что именно скульптуры (джазовыемузыканты, веселящиеся пловцы, сценки городской жизни) привлекают вниманиезаглянувших в галерею людей. Действительно, некоторые смотрели на них, нобольшинство не удостоило и взглядом. Потому что все разглядывали мои картины.

Мужчина, как говорят флоридцы, с мичиганским загаром (подэтим подразумевается или молочно-белая кожа, или обожжено-красная, как уварёного рака), похлопал меня по плечу свободной рукой. Пальцы второй рукипереплелись с пальцами жены.

— Вы знаете, кто их нарисовал? — спросил он.

— Я, — сорвалось с моих губ, и я почувствовал, что краснею.Будто признался в том, что последнюю неделю или даже чуть дольше скачивалфотографии Линдсей Лохан.[80]

— Здорово у вас получается, — тепло похвалила меня женщина.— Вы собираетесь выставляться?

Теперь они все смотрели на меня. Как могут смотреть натолько что доставленную рыбу фугу, чтобы понять, подойдёт ли она для sushidujour.[81]

— Не знаю, собираюсь ли я проставляться. Выставляться. — Япочувствовал, что прилившей к лицу крови прибавилось. Крови стыда, что былоплохо. Злой крови — ещё хуже. Если бы злость выплеснулась, то злился бы я насебя, но другие люди этого знать не могли.

Я открыл рот, чтобы разразиться тирадой, закрыл. «Говоритьнужно медленно», — подумал я, сожалея, что со мной нет Ребы. Эти людивосприняли бы художника с куклой как норму. В конце концов, они пережили всевыходки Энди Уорхола.

«Говорить нужно медленно. Я могу это сделать».

— Я хочу сказать, что пишу картины недавно, поэтому не знаю,в чём состоит процедура.

«Прекрати обманывать себя, Эдгар. Ты знаешь, что ихинтересует. Не картины, а пустой рукав. Ты для них — Однорукий художник. Такчего бы тебе не прекратить трёп и не послать их куда подальше?»

Нелепое умозаключение, само собой, но…

Но теперь уже все посетители галереи стояли вокруг. Те, кторанее разглядывал цветы мисс Шачат, подтянулись из чистого любопытства. Мне такоебыло знакомо. Я на доброй сотне стройплощадок видел, как люди собираются, чтобыподглядывать в дырки в дощатых заботах.

— Я скажу вам, в чём состоит процедура, — заговорил другоймужчина с мичиганским загаром. С большим животом, синими прожилками на носу,выдающими пристрастие к джину, и в яркой рубашке чуть ли не до колен. Белыетуфли цветом не отличались от идеально причёсанных седых волос. — Она простая.Включает в себя два этапа. Этап первый — вы говорите мне, сколько хотитеполучить вот за эту картину. — Он указал на «Закат с чайкой». — Этап второй — явыписываю чек.

Маленькая толпа рассмеялась. Дарио Наннуцци — нет. Онподозвал меня.

— Извините, — сказал я седовласому.

— Ставка только что возросла, — заметил кто-то, обращаясь кнему же, и снова все засмеялись. Седовласый тоже, но так-то невесело.

Мне казалось, что всё это происходит во сне. Наннуцциулыбнулся мне, потом повернулся к посетителям, которые всё ещё смотрели на моикартины.

— Дамы и господа. Мистер Фримантл приехал сюда не для того,чтобы что-нибудь продать. Он хочет услышать мнение специалиста о своёмтворчестве. Пожалуйста, уважайте конфиденциальность наших отношений и позвольтемне выполнить мои профессиональные обязанности. — «И что бы это значило?» —ошеломлённо подумал я. — Позвольте предложить вам продолжить осмотрвыставленных работ, а мы ненадолго вас покинем. Мисс Окойн, мистер Брукс имистер Кастельяно с радостью ответят на все ваши вопросы.

— Моё мнение — ты должен заключить договор с этим человеком,— сказала строгого вида женщина с седеющими волосами, забранными в пучок назатылке, и остатками былой красоты на лице. Её слова вызвали аплодисменты.Ощущение, что всё это — сон, усилилось.

Утончённый, прямо-таки прозрачный молодой человек выплыл издвери, ведущей в служебные помещения. Вероятно, его вызвал Наннуцци, но будь япроклят, если знал как. Они коротко переговорили, и молодой человек достал изкармана рулон наклеек. Каждая — овальная, стремя вытесненными серебром буквами«НДП» — не для продажи. Наннуцци оторвал одну наклейку, нагнулся над первойкартиной, потом замялся и с упрёком посмотрел на меня.

— Вы их не законсервировали.

— Э… пожалуй, что нет. — Я вновь покраснел. — Я не… не знаю,как это делается.

— Дарио, ты имеешь дело с настоящим американскимпримитивистом, — вновь подала голос строгого вида женщина. — Если он рисуетдольше трёх лет, я угошу тебя обедом в «Зорин» и выставлю бутылку вина. — Онаповернула увядшее, но всё ещё красивое лицо ко мне.

— Когда тебе будет, о чём писать, Мэри, если будет, я самтебе позвоню, — пообещал Наннуцци.

— Это в твоих интересах, — кивнула она. — И я даже неспрашиваю, как его зовут… видишь, какая я хорошая девочка? — Она помахала мнерукой и проскользнула сквозь небольшую толпу, направившись к выходу.

— А чего тут спрашивать, — пробурчал Джек и, разумеется, былправ. Я расписался в нижнем левом углу каждой из картин, чётко и аккуратно, какподписывал накладные, бланки заказов и контракты в другой жизни: ЭдгарФримантл.

Наннуцци принялся приклеивать наклейки в правом верхнем углукартин, том самом месте, где обычно маркируют папки с документами. Потом повёлменя и Уайрмана в свой кабинет. Он пригласил и Джека, но тот предпочёл остатьсяпри картинах.