«Правительственный вестник» (Санкт-Петербург),

9(21) января 1878 г.

«… наводит на печальные размышления. Вот выжимки из речиминистра финансов статс-секретаря М. Х. Рейтерна, произнесенной в минувшийчетверг на заседании Всероссийского банковского союза. В 1874 году впервые задолгие годы мы вышли к положительному сальдо доходов над расходами, сказалминистр. Роспись 1876 года была исчислена Государственным Казначейством сосвободным остатком в 40 миллионов рублей. Однако без малого год военныхдействий обошелся казне в 1 миллиард 20 миллионов рублей, и для дальнейшеговедения войны средств не остается. Из-за урезания расходов на гражданские нуждыв 1877 году на территории империи не проложено ни одной версты железных дорог.Сумма внешнего и внутреннего государственного долга возросла до небывалыхразмеров и составила, соответственно…»

Д'Эвре отпустил Варю, и она в ужасе шарахнулась в сторону.

Из-за мощной двери донесся приглушенный шум голосов.

— Назовите ваши условия, Анвар! — это был ЭрастПетрович.

— Никаких условий! (Мизинов). Немедленно открывайте,или я прикажу подорвать дверь динамитом!

— Вы командуйте у себя в жандармском корпусе!(Соболев). Если динамитом — она погибнет!

— Господа! — крикнул по-французски д'Эвре, которыйбыл никакой не д'Эвре. — Это в конце концов невежливо! Вы мне не даетепоговорить с дамой!

— Шарль! Или как там вас! — зычным генеральскимбасом заорал Соболев. — Если с головы Варвары Андреевны упадет хоть одинволос, я вас вздерну на столбе, безо всякого суда и следствия!

— Еще одно слово, и я застрелю сначала ее, а потомсебя! — драматически повысил голос д'Эвре и внезапно подмигнул Варе,словно отмочил не вполне пристойную, но ужасно смешную шутку.

За дверью стало тихо.

— Не смотрите на меня так, словно у меня вдруг вырослирога и клыки, мадемуазель Барбара, — вполголоса произнес д'Эвре своимобычным голосом и устало потер глаза. — Разумеется, я не стану вас убиватьи ни за что не хотел бы подвергать вашу жизнь опасности.

— Да? — язвительно спросила она. — Зачем жетогда весь этот балаган? Зачем вы убили трех ни в чем не повинных людей? На чтовы надеетесь?

Анвар-эфенди (про д'Эвре следовало забыть) достал часы.

— Пять минут седьмого. Мне понадобился «весь этотбалаган», чтобы выиграть время. Кстати, за мсье младшего лейтенанта можете бытьспокойны. Зная, что вы к нему привязаны, я всего лишь продырявил ему ляжку,ничего страшного. Будет потом хвастаться боевым ранением. А жандармы что ж,такая у них служба.

Варя опасливо спросила:

— Выиграть время? Зачем?

— Видите ли, мадемуазель Барбара, согласно плану, черезчас и двадцать пять минут, то есть в половине восьмого, в Сан-Стефано долженвойти полк анатолийских стрелков. Это одна из лучших частей во всей турецкойгвардии. Предполагалось, что к этому времени отрад Соболева уже проникнет наокраину Стамбула, попадет под огонь английского флота и попятится назад.Гвардейцы нанесли бы по беспорядочно отступающим русским удар с тыла. Красивыйплан, и до последнего момента все шло как по нотам.

— Какой еще план?

— Я же говорю — красивый. Для начала чуть-чутьподтолкнуть Мишеля к мысли о соблазнительно оставленном пассажирском поезде.Тут вы мне очень помогли, благодарю. «Раскрыть книжку, попить горячего чаю» —это было великолепно. Дальнейшее было просто — мощное честолюбие нашего несравненногоАхиллеса, его неукротимый азарт и вера в свою звезду довершили бы дело. О,Соболев не погиб бы. Я бы этого не допустил. Во-первых, я к нему искреннепривязан, а во-вторых, пленение великого Ак-паши послужило бы эффектным началомвторого этапа Балканской войны… — Анвар вздохнул. — Жалко, чтосорвалось. Ваш юный старичок Фандорин заслужил аплодисменты. Как говорятвосточные мудрецы, это карма.

— Что-что они говорят? — удивилась Варя.

— Вот видите, мадемуазель Барбара, вы образованная,интеллигентная барышня, а не знаете элементарных вещей, — укоризненносказал диковинный собеседник — «Карма» — одно из основополагающих понятийиндийской и буддийской философии. Нечто вроде христианского рока, но гораздоинтересней. Беда Запада в том, что он пренебрежительно относится к мудростиВостока. А ведь Восток гораздо древнее, благоразумнее и сложнее. Моя Турция какраз расположена на перекрестке Запада и Востока, у этой страны могло бы бытьвеликое будущее.

— Давайте без лекций, — оборвала его рассужденияВаря. — Что вы намерены делать?

— Как что? — удивился Анвар. — Натурально,ждать половины восьмого. Первоначальный план сорвался, но анатолийские стрелкивсе равно прибудут. Начнется бой. Если одолеют наши гвардейцы — а у них ичисленное преимущество, и выучка, и фактор внезапности — я спасен. Если жесоболевцы удержатся… Но не будем загадывать. Кстати. — Он серьезнопосмотрел Варе в глаза. — Я знаю вашу решительность, но не вздумайтепредупреждать ваших друзей о нападении. Едва вы откроете рот, чтобы крикнуть,как я буду вынужден засунуть вам кляп. Я сделаю это, несмотря на уважение исимпатию, которые к вам испытываю.

С этими словами он развязал галстук, сделал из него плотныйком и положил в карман.

— Даме кляп? — усмехнулась Варя. — Французомвы мне нравились больше.

— Уверяю вас, французский шпион поступил бы на моемместе точно так же, если б от его действий зависело столь многое. Я привык нежалеть собственной жизни, много раз ставил ее на кон в интересах дела. И этодает мне право не жалеть жизни других. Тут, мадемуазель Барбара, игра наравных. Жестокая игра, но жизнь вообще жестокая штука. Вы полагаете, мне былоне жаль смельчака Зурова или добряка Маклафлина? Еще как жаль, но есть ценностиповажнее сантиментов.

— Что же это за ценности такие? — воскликнула Варя.— Объясните мне, господин интриган, из каких это высоких идей можно убитьчеловека, который относится к тебе как к другу?