Николай Иванович посмотрел на Антонову долгимвзглядом, в котором ясно читалось: «ну и дура ты», потом ровным голосом сказал:

— Вдумайтесь в ситуацию. Следов никаких, в томчисле и на замке, ущерб не нанесен, начальник охраны уверяет, что на территориюпоселка не входили посторонние. Девочка теперь часто сидит одна, внимание к нейвследствие прекращения спортивной карьеры упало, она больше не звезда, негероиня, не чемпионка, а самый обычный ребенок. Разобрались в ситуации?

— Нет, — слегка настороженно ответила Мэри. —Говорите, к чему клоните!

   — Я тут проконсультировался упсихолога, — отведя глаза в сторону, заявил Николай Иванович, — и у него естьинтересная версия: Ларочка страдает от тех изменений, которые случились в еесудьбе из-за болезни, и хочет любым путем привлечь к себе внимание.

— Вы намекаете… — промямлила Мэри.

— Поймите, мне очень жаль девочку, — перебилее Николай Иванович, — только получается, что никакого грабителя не было. Ну неможет человек появиться и испариться бесследно!

— Моя дочь не врунья! — возмутилась Мэри.

Николай Иванович потер затылок.

— Вы пришли домой буквально спустя пару минутпосле того, как вор покинул особняк?

— Да, — подтвердила Мэри. — Ларочка именно таки сказала, она успела лишь дойти от кухни до дивана в гостиной. Даже учитываято, что она находилась в шоке, это не должно было занять более пяти минут.

— Помните, Лара заявила о резком запахеодеколона, который исходил от грабителя, так?

— Верно, — закивала Мэри. — Аккуратный,мерзавец, небось побрился перед выходом на «работу».

— А как у вас с обонянием? — неожиданнопоинтересовался следователь. — Гайморитом или хроническим ринитом не страдаете?

— Нет, — чуть удивленно ответила Мэри.

— Заболеваний, вследствие которых лишилисьспособности распознавать запахи, не имеете?

   — Скорей наоборот, — мягко улыбнуласьМэри, — всю жизнь мучаюсь от обостренного восприятия.

— Тогда почему, войдя в дом, не почувствовалирезкий запах мужского одеколона? — в лоб спросил следователь.

— Не знаю, — растерялась Мэри.

— Правда, странно? — прищурился следователь. —«Шлейф» от парфюмерии висит в комнатах долго, по себе знаю: если утром послебритья обольюсь одеколоном, теща кашлять начинает и ругаться: «Сколько разговорено, не прыскайся дома, теперь до ужина не выветрится».

Мэри заморгала.

— Естественно, мы не станем применять к Ларисеникаких санкций, — тихо закончил беседу Николай Иванович, — спустим дело натормозах, не станем мучить подростка. Вы просто подпишите кое-какие бумаги…

— Хорошо, — кивнула Мэри, с трудом приходя всебя от осознания ситуации, — спасибо.

— Примите мой дружеский совет, — сказалследователь после того, как Антонова безропотно завизировала документы. — Неругайте девочку, этим вы только усугубите ситуацию. Обратитесь к специалисту, аеще проводите побольше времени с ребенком, дайте дочке понять: она любима вами,даже несмотря на то, что мысли о сборной теперь пришлось выбросить из головы.

Одним словом, понятно, в каком настроении Мэривернулась домой.

В Новоклимовске особых специалистов по детскойпсихологии не имелось, и Мэри решила поехать в Новосибирск. Но сразу броситьдела не получилось.

Через неделю произошла новая беда. Ночью Мэриразбудил дикий крик Лары, мать босиком ринулась в спальню к девочке и нашла тусидящей на кровати с побелевшим лицом. Комната была пуста, окно крепко заперто,и Мэри, переведя дух, ласково спросила:

— Тебе приснился кошмар?

— Мама, он опять приходил, — прошептала Лара.

— Кто? — вздрогнула Мэри.

— Грабитель.

— Куда? Кто? — изумилась Антонова. — То естьты хочешь сказать, что тот же вор снова проник в дом?

— Да, да, да! — затрясла головой школьница. —Я проснулась от запаха одеколона, такого же вонючего, как у нашего физика.Очень противный парфюм, тяжелый, резкий. Когда Альберт к доске вызывает, япотом весь день чихаю.

Мэри потянула носом воздух. В спальне пахлочистым бельем, шоколадом и арахисом — на тумбочке у кровати Лары лежалнедоеденный батончик. Никакого аромата туалетной воды не имелось в помине.

— Открываю глаза, — лепетала между тем Лара, —и мне сдуру показалось, что я на физике, на уроке заснула, а Альберт вплотнуюподошел и злится. Только сразу стало понятно: я дома, а в комнате грабитель.Тот самый! И это от него так воняет!

Мэри медленно опустилась в кресло.

— Продолжай, — растерянно велела она дочери.

— Он сказал… он сказал… он сказал… — словнозаевшая пластинка, забубнила Ларочка, — что обязательно убьет меня. Достал нож,такой длинный… С него кровь капала! О-о-о! Мама! Смотри, он в окно заглядывает!

В голосе Лары звучал такой ужас, что Мэри,похолодев, уставилась на бархатные шторы. В ту же минуту она поняла абсурдностьсвоего поступка. Во-первых, комната Лары находится на втором этаже. Это какогоже роста нужно быть, чтобы суметь заглянуть в окно? Впрочем, бандит могвоспользоваться лестницей… Но ведь сейчас окно закрыто занавесками!

— Ларочка… — воскликнула Мэри и осеклась.

Нет, дочь ничего не придумывает, она на самомделе, похоже, видит грабителя. Ни одной актрисе в мире столь точно неизобразить ужас — с лица Ларочки стекли все краски, глаза провалились подброви, нос заострился, над верхней губой появилась цепочка мелких капелек.

«Надо немедленно везти девочку в Москву, —приняла решение Мэри. — Да, не в Новосибирск или еще куда, а только в столицу,где много научных центров».

Первый раз за все время болезни Ларочки материв голову пришла ужасная мысль: что, если у девочки начинается шизофрения?

Мэри оказалась человеком решительных действий— она мгновенно устроила переезд в Москву. Для начала мать привезла Лару встоличный медицинский центр, где было сделано полное исследование состоянияздоровья ребенка. Одновременно с бывшей спортсменкой работали и психологи.

Выяснилось много пугающего. Кроме больнойщитовидной железы, у девочки обнаружились странные изменения в крови, поражениепочек, печени. Слава богу, до онкологии дело не дошло.

— Значит, Лариса профессионально занималасьспортом? — спросил профессор Герасим Семенович Кугайлов, который взялся лечитьребенка. — Скажите честно, она принимала запрещенные препараты?

— Что вы! — замахала руками Мэри.