Кадровые изменения в первую очередь были произведены Там ГдеНадо. Лейтенант Филиппов, как известно, был арестован. Правда, уже черезнесколько дней за подписью Курта была перехвачена новая радиограмма, в которойсообщалось об аресте Филиппова. Эта радиограмма была совсем ни к чему. Онапутала всю картину. Блестяще проведенная операция по выявлению, разоблачению иобезвреживанию Курта была отмечена благодарностями и орденами, присвоениемновых званий. (При этом подполковник Лужин стал полковником.) Признать, чтовместо Курта арестован кто-то другой, значило отменить все эти награды и новыезвания… Нет, это было никак невозможно. Поэтому на перехваченной шифровкеналожена была резолюция:

«Это радиоигра. Противник надеется ввести нас в заблуждение.Приказываю: радиограммы за подписью «Курт» игнорировать, а слежение за эфиромна данном участке прекратить».

На место лейтенанта Филиппова прибыл опытнейший специалист вданной области майор Федот Федотович Фигурин, который с первого дня повел себявесьма странно.

Приступая к выполнению своих обязанностей, Федот Федотовичдаже и не подумал представиться первому секретарю райкома. Это было что-тоневероятное. Обычно таких начальников привозили областной начальник и секретарьобкома, если не первый, то хотя бы второй, и представляли районному партийномуруководителю. Более того, новый начальник начинал изучать положение на местеименно с беседы с секретарем райкома. Этот же не только не был кем-топредставлен, но и сам не выражал никакого стремления встретиться. Ревкину такоеповедение нового начальника показалось до чрезвычайности странным. Но ненабиваться же самому на встречу! Ведь не Фигурин, а он, Ревкин, пока чтоглавный человек в районе.

Вот именно, что пока…

В местных кругах распространились слухи, правда довольноглухие, что новый начальник развил бурную деятельность, вызывает к себе самыхразных людей, допрашивает и берет с каждого, невзирая на лица, подписку онеразглашении. Несмотря на это, до Ревкина докатилось, что Фигурина ужепосетили многие люди, и в их числе Борисов – неоднократно. Стало известно, чтопобывал у него и ответственный редактор газеты «Большевистские темпы» Ермолкин.Ни тот, ни другой содержания своих бесед не разглашали, но дошло до Ревкина,что новый начальник интересуется и его, Ревкина, деятельностью тоже. Это былозаметно по отношению к Ревкину его подчиненных, которые уже не улыбались емуприветливо, как раньше, и не кидались со всех ног исполнять его приказания.

Однажды утром, просматривая за чаем местную газету, Ревкиннашел в ней на третьей странице подвал, крупно озаглавленный: «Подвиг капитанаМиляги». У Ревкина, что называется, помутилось в глазах. Чай давно остыл, апервый секретарь все еще скользил глазами по строчкам, возвращаясь к началу,потому что никак не мог понять смысл написанного. В очерке рассказывалось оподвигах Тех Кому Надо с самого зарождения нашего государства и до текущихдней, о том, какие это тихие и незаметные герои. Автор очерка выражалсожаление, что о таких героях не всегда можно сказать во всеуслышание. Авторобещал, что когда-нибудь все подвиги незаметных героев станут известны народу,а их имена будут внесены в золотую Книгу почета. А пока такой славой могутпользоваться только герои погибшие, и то не всегда. Одним из таких героев иназвал автор бывшего начальника Долговского Учреждения капитана Милягу. Далеесмутно рассказывалось о том, что, как известно, некоторое время тому назад натерритории района орудовала банда (чья банда, не указывалось). На ликвидациюбанды был брошен оперативный отряд под командованием капитана Миляги. Милягабыл коварно захвачен в плен. Его пытали, на его спине вырезали звезду, глоткуего заливали расплавленным свинцом, но враги так и не услышали от героя того,чего хотели. «Да здравствует Сталин!» – были последние слова героическогокапитана. Автор очерка даже и не потрудился объяснить, как можно кричать что-тос глоткой, залитой свинцом.

Ревкин не поверил своим глазам. Он позвал Аглаю.

– Это ж полная ложь! – сказал он ей.

– И к тому же вредная ложь, – согласилась Аглая.

Ревкин позвонил Ермолкину, но того не оказалось ни дома, нина работе. В тот же день Ревкин собрал бюро райкома. Нашли и привелипытавшегося скрыться Ермолкина, у которого даже щеки тряслись от страха. На бюроРевкин подверг очерк резкой критике. Он сказал, что такой очерк печатать былоникак нельзя, потому что всем известно, как на самом деле погиб капитан Миляга.

– Конечно, – сказал Ревкин, – наша партийная печать должнаизлагать события в нужном нам свете. Но тебе, Ермолкин, следовало подумать,стоит ли изображать героем изменника родины. Своим очерком ты толькодискредитируешь нашу газету и всю нашу печать в целом. Это ж спроси на улицелюбого колхозника, и каждый скажет тебе, как погиб капитан Миляга. Для чего жеты печатаешь такую ложь? Сам ты это придумал или тебе кто поручил?

Ермолкин стоял, вытянув руки по швам и мелко дрожа. Слышнобыло, как стучат его зубы. Видя его растерянность, Ревкин решил наступатьдальше.

– Я тебя спрашиваю, Ермолкин, – сказал он уже болееопределенно: – Кто тебе дал задание дискредитировать нашу печать?

– Да я… собственно… – залепетал Ермолкин едва слышно. –Федот Федотович мне сказал… – Тут он прикусил язык и оглянулся на Борисова.Ревкин понял, что Ермолкину и тем, кто стоит за его спиной, пора показатьхарактер.

– Так вот что, любезный, – сказал он, четко выговариваякаждое слово, – никаких Федотов Федотовичей я лично пока не знаю. И газета наша«Большевистские темпы» – орган не Федота Федотовича, а райкома партии, и прошуэто крепко зарубить себе на носу. А пока что я отстраняю вас от работы ивозбуждаю против вас персональное дело. – Называя Ермолкина на «вы», он как быпереводил его за ту черту, за которой с человеком говорят уже не как стоварищем, а как с врагом.

– Ну и ну! – сказал вдруг Борисов.

– Товарищ Борисов, вы что-то хотели сказать?