Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это предполагало взятие на себя Австрией роли посредничающей державы, а не поспешное заключение союза с Пруссией и Россией, даже если бы условия союза с последней были бы более выгодными для Австрии, чем для Пруссии. Таким образом, когда Лебцелтерн после весьма неспешной поездки прибыл наконец 5 марта в Калиш, он озвучил в присутствии русских представителей готовность Австрии обсуждать перспективы установления мира, а не условия участия в войне. Нельзя сказать, что Меттерних относился легкомысленно к двойной угрозе – со стороны Саксонии и Галиции, которая позднее причинила ему немало неприятностей. Однако он надеялся позже в ходе своих посреднических усилий избавиться от того, что не удалось предотвратить сразу. Пока же он мог извлекать наибольшую выгоду из незаконного перехвата диппочты тем, что передавал содержавшиеся в ней сведения в Париж. Таким способом Меттерних демонстрировал свою лояльность Наполеону, предостерегал императора от надежд, которые тот мог вынашивать в отношении сепаратного мира с Россией, и, что самое важное, давал понять, что если в интересах мира требуются жертвы со стороны Франции, то и восточные державы должны поступиться своими амбициозными планами.
В отношении германского вопроса пруссаки проявляли тот же местнический подход, что и в отношении Польши. Они опять же полагали, что сходство интересов (которое в данном вопросе было гораздо менее очевидным, чем в случае с Польшей) подразумевало равенство в статусе. Такой вывод следовал из того факта, что Кнезебек привез с собой в 1813 году в Вену тот же план, с которым Пруссия выступила летом 1809 года, когда она располагала всеми преимуществами в политическом торге. В обоих случаях Кнезебек предлагал распространить сферу прусского влияния на север от реки Майн, а австрийского – на юг. И оба раза Австрия уклонилась от обсуждения этой идеи. Пруссаки из этого сделали вывод, что Австрия стремится восстановить свое господство в Германии, которое она имела во время существования Священной Римской империи.
Вывод вполне естественный в свете роли Меттерниха в организации в 1809 году крестового похода с целью восстановления империи. Но такой вывод не учитывал политической гибкости Меттерниха, его способности извлекать уроки из печального опыта, отсутствие в нем сентиментального отношения к рейху, которым он даже в 1809 году отличался от Штадиона. Каковыми бы ни были прежние взгляды Меттерниха, теперь он больше не считал Австрию достаточно сильной, чтобы навязать сколько-нибудь значимую верховную власть государствам, привыкшим при Наполеоне к суверенному существованию и упразднившим много старых учреждений, которые питали устойчивость рейха и его основательность. Он считал преждевременным даже создание федеративного государства под руководством Австрии по образцу, предлагавшемуся Генцем в 1808 году. Пока еще отсутствовало слишком много предпосылок для этого – например, согласие Пруссии или такая расстановка сил в Европе, когда малые германские государства не искали бы опоры в лице Франции или России.
Последнее соображение было самым важным. Ведь в отличие от прусского кабинета, усматривавшего в Германии главным образом арену соперничества между Австрией и Пруссией, Меттерних воспринимал ее как сферу противоборства между Австрией и Францией, а также косвенно – Россией. При таком подходе Пруссия не считалась более важной, чем Рейнский союз. Фактически Меттерних находил даже определенную выгоду в союзе Пруссии с Россией, поскольку он исключал возможность ухода России из Европы, чего министр опасался еще 8 февраля 1813 года, когда готовил предписание Лебцелтерну, и создавал достойный противовес Франции с Рейнским союзом. В любом случае пока было слишком рано брать на себя обязательство кардинального решения германской проблемы, которая должна была рассматриваться в контексте других интересов Австрии.
Весной 1813 года политика Меттерниха в Германии состояла в посредничестве между Францией и Россией. Он дал совершенно ясно это понять Кнезебеку, который передал дословно формулировку позиции австрийского министра. «Для достижения этой цели австрийский кабинет хотел бы, чтобы все государства воспользовались периодом слабости Франции и перешли от зависимого от нее состояния к независимости. Кабинет надеется, что они добровольно присоединятся к Австрии и что таким образом в центре Европы появится великий добровольный союз, включая нас и Австрию, который будет опираться на независимость государств и гарантии безопасности собственности. Будет создана юридическая система, которая заменит систему принуждения к союзу… и будет сопротивляться всем устремлениям к территориальным захватам и экспансии, от кого бы они ни исходили». Следовало бы взглянуть на заявление в более изящном стиле, отредактированное Меттернихом, чтобы быть уверенным, что Кнезебек процитировал его близко к тексту, но главные идеи заявления прозвучали: добровольный союз, независимость государств, безопасность собственности и, наконец, ссылка на территориальную целостность государств Рейнского союза.
Программа Меттерниха по всем параметрам расходилась с целями Пруссии, особенно после того, как договор в Калише открыл Гогенцоллернам путь к экспансии. Тем не менее альтернативой прусской гегемонии была не гегемония Австрии, а нейтральная Германия. Самое большее, на что рассчитывал Меттерних, состояло в превращении Австрии в ядро притяжения всех государств, опасавшихся посягательств Пруссии и стремившихся к поддержанию социально-политического статус-кво. Политика Меттерниха не была ни консервативной, ни нацеленной на реставрацию старого. Она основывалась на невмешательстве во внутренние дела устоявшихся политических режимов. Он надеялся, что такая политика получит широчайшую поддержку: в государствах Рейнского союза, включая созданные Наполеоном Берг и Вестфалию, в Неаполитанском королевстве под властью Мюрата, у самого Наполеона, если он откажется господствовать за Рейном.
Отпадение Пруссии было, конечно, серьезной проблемой. Без нее не мог осуществиться Центральноевропейский союз. Но изменить ситуацию было невозможно, если не попытаться в ходе посреднических усилий расколоть русско-прусский союз или по возможности с самого начала привлечь союзные державы к реализации программы Меттерниха в отношении Германии. Вот почему Лебцелтерну было велено попытаться повлиять на содержание манифеста, который готовили союзники. Меттерних предлагал союзникам заявить, «что второстепенные и третьестепенные государства не только ничего не потеряют из того, что имеют. Наоборот, будет приветствоваться их право на суверенитет с максимально большей независимостью. Это подействует на монархические дворы на юге гораздо сильнее, чем любые мыслимые переговоры». Подобное заявление выхолостило бы суть договора в Калише, что хорошо понимал Меттерних. Вместо него было выпущено обращение Кутузова. С этого момента Меттерних больше не опасался преждевременного