– Итак, Блеоблерис завладел пестрым плащом и хранит его среди прочих своих сокровищ, однако во время пиров достает из сундука и заставляет всех дев и женщин примерять его – ради жестокой потехи. Если дева чиста и невинна, а жена добродетельна и во всем верна и послушна мужу, то волшебный плащ остается в неизменности; если же поведение девы было предосудительным, а в поступки жены вкрался грех или хотя бы греховная мысль, – плащ начинает корчить рожи, ползти то вверх, то вниз, извиваться, удлиняться, укорачиваться, – словом, всячески порочить ту, которая его надела. И поскольку невозможно найти жену, в мыслях которой никогда не было бы ничего греховного, то плащ таким образом потешает собравшихся за пиршественным столом мужчин.

– А мужчины? – спросил Турольд. – Разве не было бы весьма забавно и поучительно надеть такой плащ на любого из них?

– В самой природе мужчин заложена греховность, – сказала Артуса. – Хоть и считается, что Ева сбила с пути Адама, но Еву-то еще раньше сбил с пути змей, а змей был мужского пола. Так или иначе, мужчины этот плащ никогда не надевают. Но ты плохо слушал меня, Турольд! Если ты завладеешь четырхцветным плащом, то сможешь никогда не задавать Валентине тот вопрос, о котором так заботится твой отец.

Турольд поклонился Артусе и громко признал ее самой коварной женщиной и самым верным другом на земле.

* * *

Квинталин и Грелант сидели в лесной избушке; сын гадьи вяло перебирал струны арфы, которая после неудачи с Валентиной как будто утратила всю свою силу, а карлик потягивал из кувшина пиво и скучал. Когда Турольд открыл дверь и пошел, оба посмотрели на него с ненавистью, но даже не встали с места. Турольд уселся рядом с карликом, взял у него кувшин и выпил одним махом все, что там оставалось, а оставалось немало, поскольку кувшин был бездонным.

– Что тебе нужно? – спросил Квинталин. – Ты отобрал волшебную силу у моей арфы, из-за тебя моего друга вбили в землю – теперь его маленькие косточки ноют в сырую погоду, – ты выпил наше пиво так, словно уже сделался здешним королем или, по меньшей мере, королевским зятем. Зачем же ты явился в нашу убогую избушку? Мало тебе того, что ты убил мою мать и снял с ее мертвой головы диадему?

– А ты снял эту диадему с головы Валентины, – напомнил Турольд.

– Я не убивал Валентину, – сказал Квинталин горько. – Она всего лишь спала.

– Об этом я и пришел поговорить, – сказал Турольд. – Больше месяца Валентина находилась в вашей власти.

– Мы возили ее на телеге, – подал голос Грелант.

– Она не просто так оказалась на этой телеге, – сказал Турольд.

– Я заманил ее музыкой, – напомнил Квинталин.

– Она не просто так поддалась твоей музыке, – сказал Турольд.

– К чему ты клонишь, королевский сын? – нахмурился Квинталин.

– Мне-то все это безразлично, и к тому же я верю вам; но мой отец непременно желает знать… – И тут Турольд покраснел и замолчал.

Вместо ответа Квинталин громко расхохотался и тоже покраснел, сильно, до силез.

А карлик проворчал:

– Какие глупости лезут в голову людям.

– Так или иначе, – Турольд опустил голову, – я в ловушке, откуда нет выхода, и никто, кроме вас, мне не поможет.

– Ты мог бы расспросить обо всем Валентину, если не веришь мне, – сказал Квинталин.

– Если я прямо спрошу ее обо всем, что случилось за тот месяц, то ничто и никогда больше не будет прежним, – сказал Турольд.

– К тому же она может солгать, – прибавил карлик.

– Солжет она или ответит правду – погибельно любое произнесенное слово, – в отчаянии проговорил Турольд. – Вот почему мне нужна ваша помощь!

И он рассказал о Блеоблерисе, о четырехрунном баране, о четырех эльфах и о волшебном плаще.

– Так ты хочешь раздобыть этот плащ? – глаза карлика загорелись, потому что ничто так не было мило его сердцу, как всякие чудесные предметы, обладающие магической силой. – А я смогу забрать его себе, когда дело со спящей Валентиной разъяснится?

– Конечно, – сказал Турольд.

– Я пойду с вами, – вступил Квинталин. – Здесь меня все ненавидят за то, что я похищал женщин. Авось после того, как мы добудем чудесный плащ и спасем доброе имя королевской дочери, не задавая вслух рокового вопроса, люди изменят отношение ко мне.

Турольд протянул Квинталину правую руку, а Греланту левую, и так заключили они союз и договорились действовать вместе.

* * *

Замок Блеоблериса стоял на высоком холме, и над каждой его башней развевался длинный флаг со значками причудливыми и неуловимыми из-за ветра, который непрестанно трепал их и искажал. В лугах, раскинувшихся вокруг замка, паслись разноцветные единороги, а стены были обсижены крылатыми грифонами, выпячивающими женскую грудь и кричавшими по-вороньи.

Трое всадников остановились в маленькой роще, откуда хорошо виден был замок, и стали совещаться. Но сколько бы они ни говорили, все сводилось к одному и тому же: мало найти замок – нужно еще войти в него; мало войти в замок – нужно попасть на королевский пир; мало попасть на королевский пир – нужно добраться до четырехцветного плаща; мало добраться до четырехцветного плаща – нужно завладеть им; мало завладеть им – нужно еще уйти от погони…

Перебирали они эти обстоятельства, как бусины, раскладывали из них узоры, трясли их и бросали в ожидании, пока выпадет счастливое число, но ничего не получалось. Проголодались они, но припасы у них закончились, поэтому Квинталин пал духом, Турольд сделался мрачен, а Грелант заснул.

В конце концов Турольд сказал:

– Подождем; если суждено нам похитить четырехцветный плащ, то благоприятные обстоятельства сами найдут нас и предложат наилучший способ действий.

– Может быть, следует просто явиться к Блеоблерису и сказать, что мы присланы от его родственницы Артусы? – пробубнил Квинталин, сам чувствуя, какими жухлыми, тухлыми вываливаются из его рта эти слова. Ему даже не хотелось договаривать до конца, но он все-таки выплюнул имя злой феи, чтобы оно не застряло у него в горле и не задушило его.

Турольду захотелось утешить его, поэтому он ответил:

– Если Артуса родня Блеоблерису, это вернее всего означает, что он захочет нас убить, даже не спрашивая, что мы делаем в его владениях.

– Об этом она нас не предупреждала, – сказал Квинталин.

Турольд снял кусок мха, заползший на лоб спящему карлику, пожевал и закашлялся.

Тут Квинталин приподнялся и сказал:

– Гляди.

К роще бежала девушка. Квинталин плюнул себе в руку, намотал локон себе на палец и принялся прихорашиваться, а Турольд встал и разгладил свою одежду. Карлик же продолжал храпеть.

Девушка была одета в просторное яркое платье, которое развевалось на ветру, так что со стороны казалось, будто шелковая ткань сама собой летит по воздуху, преследуя красавицу. И то же самое можно было сказать о ее распущенных волосах цвета спелой пшеницы.