Тетушка Полин и ее супруг, маленький, хрупкий,церемонно-вежливый старичок с отсутствующим взглядом, бродивший мыслями где-тов прошлом веке, жили на плантации, еще более уединенной, чем Тара, на берегуреки. До ближайшего поместья было добрых двадцать миль сумрачными дорогами,через пустынные дубовые рощи, заросли кипариса я болота. При взгляде навиргинские дубы, оплетенные серой бахромой мха, Скарлетт пробирала дрожь: онипробуждали в ней воспоминания об ирландских духах, бродящих в мерцающем серомтумане, о которых часто рассказывал ей в детстве Джералд. Заняться здесь былосовершенно нечем, к целыми днями она вязала, а вечерами слушала, как дядюшкаКари читал вслух нравоучительные творения Булвер-Литтона.

В Чарльстоне, в большом доме тетушки Евлалии, скрытом отглаз за высокой оградой и садом, было так же тоскливо. Скарлетт, привыкшей ксвободным просторам полей и пологих красных холмов, все время казалось, что онав тюрьме. Жили здесь не столь замкнуто, как у тетушки Полин, но Скарлетт ненравились посещавшие этот дом люди — их чопорность, приверженность традициям,подчеркнутая кастовость. В их глазах она была плодом мезальянса. Все онидивились про себя, как одна из Робийяров могла выйти замуж за пришлогоирландца, и Скарлетт угадывала их мысли. Она чувствовала, что тетушка Евлалияпостоянно просит для нее снисхождения за ее спиной. Это ее бесило, так как онане больше дорожила родовитостью, чем ее отец. Она гордилась Джералдом, сумевшимвыбиться в люди без посторонней помощи, исключительно благодаря своейирландской сметке.

К тому же чарльстонцы приписывали себе слишком большиезаслуги в овладении фортом Самтер! Боже милостивый, неужели эти тупицы непонимали: если бы даже у них хватило ума не стрелять, рано или поздно выстрелилбы какой-нибудь другой идиот, и война все равно бы началась. Даже их тягучаяречь казалась ей, привыкшей к быстрому, живому говору Северной Джорджии,жеманной. Порой она, боялась, что заткнет уши и завизжит, если еще раз услышит«псалмы» — вместо «пальмы» или «маа» и «паа» — вместо «ма» и «па». Все это такее раздражало, что во время одного официального визита она, к вящему огорчениютетушки Евлалии, заговорила с провинциальным ирландским акцентом, ловкоимитируя произношение Джералда.

После этого она вернулась домой. Лучше терзаться думами обЭшли, чем терзать свои уши чарльстонской речью.

Эллин, дни и ночи проводившая в трудах, стараясь поднятьдоходность имения на благо Конфедерации, пришла в ужас, когда ее старшая дочь —худая, бледная, злоязычная — возвратилась домой. Ночь за ночью, лежа рядом сбезмятежно похрапывающим Джералдом, Эллин вспоминала, как сама пережилакогда-то невозвратимую утрату, и ломала себе голову, пытаясь придумать, чемоблегчить страдания дочери. Тетушка Чарльза, мисс Питтипэт Гамильтон, уже нераз писала ей, настойчиво прося отпустить Скарлетт погостить у них в Атланте, итеперь Эллин впервые всерьез задумалась над этим предложением.

Тетушка и Мелани жили одни в большом доме, «без всякоймужской опеки теперь, когда не стало вашего дорогого Чарльза», писала миссПиттипэт. «Конечно, есть еще мой брат Генри, но он не живет под одним с намикровом. Вероятно, Скарлетт поведала Вам о Генри. Деликатность не позволяет мнеболее подробно касаться этой темы в письме. А нам с Мелани будет много легче испокойней, если Скарлетт приедет погостить у нас. Одиноким женщинам втроемлучше, чем вдвоем. И может быть, дорогая Скарлетт найдет для себя утешение вгоре, как делает это Мелани, ухаживая за нашими храбрыми мальчиками в здешнемгоспитале, ну, и конечно, и Мелани и я жаждем увидеть ее драгоценного малютку…»Словом, вдовьи одеяния Скарлетт снова были собраны в дорогу, и она отбыла вАтланту с Уэйдом Хэмптоном, его нянькой Присси, сотней конфедератских долларовот Джералда и кучей наставлений, как ей надлежит себя вести, от Мамушки иЭллин. Не очень-то хотелось Скарлетт ехать в Атланту. Тетушка Питти в еепредставлении была на редкость глупой старухой, и Скарлетт претила мысль о тем,чтобы жить под одной крышей с женой Эшли. Но оставаться дома, где воспоминанияобступали ее со всех сторон, дом для нее невыносимо, и она готова была бежатькуда глаза глядят.

Майским утром 1862 года поезд уносил Скарлетт на север. Привсей своей неприязни к Мелани и мисс Питтипэт, Скарлетт не без любопытствадумала о переменах, которые могли произойти в Атланте с прошлой, еще довоенной,зимы, когда она последний раз побывала там, и о том, что как-никак этот городне может быть столь же невыносимо скучен, как Чарльстон или Саванна.

Атланта с детства интересовала Скарлетт больше другихгородов потому, что, по словам Джералда, этот город был ее ровесником. Джералд,как обычно, слегка погрешил против истины ради красного словца, и Скарлетт сгодами это поняла, — но так или иначе. Атланта все равно была лишь, надевять лет старше ее и, следовательно, необычайно молода по сравнению с другимигородами. Саванна и Чарльстон были старые, почтенные города — один приближалсяк концу своего второго столетия, другой уже шагнул в третье, и в глазахСкарлетт они были городами-бабушками, мирно греющими на солнце свои старыекости, обмахиваясь веерами. Атланта же принадлежала к одному с ней поколению —молодой, своевольный, необузданный город, под стать ей самой.

А ее ровесником Джералд сделал этот город потому, что своепоследнее крещение Атланта получила в один год со Скарлетт, За девять лет доэтого город сначала назывался Терминус, потом Мартасвилл и только в годрождения Скарлетт был переименован в Атланту.

Когда Джералд прибыл в Северную Джорджию, Атланты не былоеще и в помине, не было даже крошечного поселка — сплошная дичь и глушь. Но ужев следующем, 1836 году, штат утвердил проект прокладки железной дороги насеверо-запад — через только что очищенную от индейцев чероки территорию.Конечный пункт этой дороги — штат Теннесси на Западе — был уже четко обозначен,но откуда она должна была взять свое начало в Джорджии, никто толком не знал,пока годом позже некий безымянный строитель не воткнул палку в красную глину,обозначив исходную южную точку дороги и место будущего города Атланты, поначалуназванного просто Терминус, то есть конечная станция.

В те годы в Северной Джорджии еще не проложили железныхдорог, да и вообще они были тогда редкостью. Но незадолго до того года, когдаДжералд сочетался браком с Эллин, крошечная фактория в двадцати пяти милях ксеверу от Тары превратилась в деревушку, и полотно будущей железной дорогимедленно поползло от нее на север. А потом началась эра повсеместной прокладкижелезных дорог. От старого города Огасты потянулась через штат другая дорога —на запад, на пересечение с новой дорогой на Теннесси. Из другого старого города— Саванны — началось строительство третьей железной дороги — сначала доМейкона, в Центральной Джорджии, а затем на север, через графство, гдепоселился Джералд, до Атланты, для соединения с двумя упомянутыми вышедорогами, что обеспечивало Саваннской гавани связь с западными территориями. Апотом из этого железнодорожного узла, из молодого города Атланты, былапроложена четвертая желез??ая дорога — на юго-запад до Монтгомери и Мобайла.