Но когда отзвучали Тосты и отгремела бальная музыка, когданачала заниматься заря и все гости из Атланты улеглись спать: кто здесь, вдоме, — на кроватях, на кушетках, на циновках, брошенных на под, кто — вдомике управляющего, а все соседи отправились домой отдохнуть передпредстоявшей на следующий день свадьбой в Двенадцати Дубах, — тогда сонвнезапно оборвался, разлетелся на мелкие осколки, как хрупкое стекло, не устоявперед вторжением реальности, принявшей облик зардевшегося от смущения Чарльза,появившегося в почвой рубашке из гардеробной и старательно избегавшего ееиспуганного взгляда, устремленного на него поверх натянутой до подбородкапростыни.

Конечно, она знала, что супружеские пары спят в однойпостели, но эта сторона брака никогда не занимала ее мыслей. Это казалось самособой разумеющимся, если речь шла о ее матери и отце, но к ней самой словно быне имело отношения. И только теперь, впервые после злополучного барбекю, до еесознания дошло, на что она себя обрекла. Позволить этому чужому юноше, за которогоона, в сущности, совсем не хотела выходить замуж, лечь к ней в постель в товремя, как душу ее раздирали мучительные сожаления о слишком поспешно принятомрешении и дикая тоска по навеки потерянному для нее Эшли, — нет, это былоуже выше ее сил. Когда он нерешительно приблизился к постели, она хрипло,торопливо прошептала: — Я закричу, если вы сделаете еще шаг. Я закричу! Закричуна весь дом! Убирайтесь отсюда! Не смейте прикасаться ко мне!

И Чарльз Гамильтон провел свою первую брачную ночь в большомкресле в углу спальни, не чувствуя себя, впрочем, чрезмерно несчастным, ибопонимал или ему казалось, что он понимает, скромность и целомудрие своейневесты. Он готов был бы ждать, пока ее боязнь не пройдет, если бы… если бы не…И, стараясь поудобнее устроиться в кресле, он тяжело вздыхал — ведь скоро емупредстояло идти воевать.

Если ее собственная свадьба была подобна страшному сну, тосвадьба Эшли стала для нее еще более тяжким испытанием. Она стояла в своемяблочно-зеленом, сшитом специально для второго дня свадьбы платье в гостинойДвенадцати Дубов среди жаркого сияния сотен свечей, в точно такой же толпегостей, как накануне, и видела расцветавшее от счастья простенькое личикоМелани Гамильтон, отныне Мелани Уилкс, видела, как оно, преображаясь, становитсякрасивым. И она думала о том, что теперь Эшли ушел от нее навсегда. Ее Эшли.Нет, уже не ее. Да и был ли он когда-нибудь ее? Все спуталось у нее в мозгу —она так устала, так истерзана. Он ведь сказал, что любит ее, но что-то ихразлучило. Что же? Если бы она могла припомнить… Она вышла замуж за Чарльза изаставила всех сплетниц округи прикусить языки, но какое это имело теперьзначение? Когда-то это казалось ей очень важным, а сейчас утратило всякую цепув ее глазах. Единственное, что было важно, — это Эшли. А он теперь потеряндля нее, и она замужем за человеком, которого не только не любит, хуже того —презирает.

Ах, какие муки сожалений испытывала она! Ей не раздоводилось слышать поговорку: «Жабу гото» проглотить, лишь бы другим насолить»,но только теперь до нее полностью дошел смысл этих слов. Потому что котчаянному желанию снова стать свободной от Чарльза, от брачных уз, статьнезамужней девчонкой, вернуться под надежный отчий кров примешивалосьмучительное сознание, что ей некого винить, кроме себя самой. Эллин пыталасьудержать ее от этого шага, а она ее не послушалась.

Как в тумане, протанцевала она всю ночь, ночь свадьбы Эшли,до утра, смеялась, улыбалась, машинально произносила какие-то слова и, безособых на то оснований, удивлялась глупости окружающих, видевших в ней толькосчастливую молодую супругу и не понимавших, что сердце ее разбито. Да, славабогу, они ничего не понимали!

В эту ночь, после того как Мамушка помогла ей раздеться иудалилась и Чарльз стыдливо появился из гардеробной, полный опасений, непридется ли ему и вторую брачную ночь провести в жестком, набитом конскимволосом кресле, она внезапно разрыдалась. Она плакала, и Чарльз наконец легрядом с ней и попытался ее утешить, а она все плакала, беззвучно, пока неиссякли слезы, а потом заснула, тихонько всхлипывая, на, его плече.

Не будь войны, всю следующую неделю новобрачные разъезжалибы по графству, отдавая визиты, всю неделю бы шли балы и устраивались пикники вчесть двух молодых пар, после чего они отправились бы в свадебное путешествие вСаратогу и Уайт Салфор. Не будь войны, Скарлетт сшили бы новые платья дляприемов в ее честь на третий, четвертый и пятый день — у Фонтейнов, Калвертов иТарлтонов. Но шла война, и не было ни приемов, ни свадебных путешествий. Черезнеделю после венчания Чарльз уехал, чтобы присоединиться к полковнику УэйдуХэмптону, а две недели спустя отбыл и Эшли с Эскадроном, оставив всех родных идрузей горевать и ждать.

За эти две недели Скарлетт ни разу не виделась с Эшлинаедине, не обмолвилась с ним ни единым словом с глазу на глаз. Даже в страшнуюминуту прощания, когда он завернул в Тару по дороге на станцию, они ни насекунду не оставались вдвоем. Мелани, в шляпке и шали, еще более сдержанная,уравновешенная в своей новой роли замужней женщины, держала его под руку, и всеобитатели усадьбы — как белые, так и черные — высыпали во двор проводитьмистера Эшли на войну.

Мелани сказала:

— Ты должен поцеловать Скарлетт, Эшли. Она стала мнесестрой теперь. — И Эшли наклонился к ней и прикоснулся холодными губами кее щеке. Лицо у него было замкнутое, напряженное. Поцелуй этот не доставилСкарлетт радости — ведь Эшли поцеловал ее по подсказке Мелани, и сердце ее былополни угрюмой злобы. Мелани же, прощаясь, чуть не задушила ее в объятиях.

— Непременно, непременно приезжайте в Атланту проведатьменя и тетушку Питтипэт! О дорогая, мы так хотим, чтобы вы приехали! Мы хотимпоближе узнать жену нашего Чарли!

Прошло пять недель. От Чарльза из Южной Каролины летелиписьма — полные любви, планов на будущее по окончании войны, стремлениясовершать подвиги на поле боя в честь Скарлетт и пылкого преклонения передсвоим полковым командиром Уэйдом Хэмптоном. А на седьмой неделе пришлателеграмма от самого полковника Хэмптона и следом за телеграммой — письмо свыражением почтительного соболезнования и добрых пожеланий. Чарльза не стало.Полковник известил бы о его болезни раньше, но Чарльз считал ее пустяковой и нехотел попусту тревожить близких. Судьба обманула незадачливого мальчика, неподарив ему ни любви, которую, как ему казалось, он завоевал, ни воинскихподвигов на полях сражений. Он умер бесславно и быстро от кори, осложнившейсяпневмонией, не успев покинуть лагерь в Южной Каролине, не успев встретиться вбою ни с одним явки.

В положенный срок появился на свет сын Чарльза и, следуямоде того времени, его нарекли по имени командира его покойного отца — УэйдомХэмптоном Гамильтоном. Скарлетт, открыв, что она беременна, рыдала от отчаянияи призывала к себе смерть. Но носила она ребенка, не испытывая никаких неудобств,роды протекли, на диво, легко, и оправилась она после них так быстро, чтовызвала тайное неодобрение Мамушки: благородным дамам положено, мол, мучитьсядольше. К ребенку Скарлетт не чувствовала особой привязанности, хотя и умелаэто скрывать. Она не хотела ребенка, всем своим существом восставала против егопоявления на свет, и когда он все-таки появился, ей как-то не верилось, что он— частица ее самой.