ночлега. Через пару часов они услышали какой-то громкий звук со стороны города, потом крики, потом стало тихо. Двоих отправили посмотреть, что случилось. Они нашли разорванные трупы остальных участников отряда, за исключением короля, Арта и колдуна. Обыскали город – пусто.

– Что теперь?

– Будут искать дальше. И ждать иных указаний, – ответил маршал. – Предлагаю отправить колдунов – они могут посмотреть прошлое и увидеть хотя бы тени случившегося.

Я хмыкнула. Что могут узнать колдуны? Что подводники нашли управу на самого черного короля? Смогли убить обладателя нориуса? Что это даст? Только войну.

И тогда я впервые почувствовала это. Наверное, раньше мне и в голову не приходило, насколько простыми прежде были мои эмоции. Насколько они не соответствовали силе этого слова: «ненависть». Она опаляла сердце и хоть на время отгоняла тоску и боль утраты. Приятное чувство облегчения.

– А мы просто ждем? Делаем вид, что все в порядке? – спрашиваю я с вызовом, глядя поочередно на мужчин. О! Даже Акрош сдался, отведя глаза. Им не нравится видеть такое в женщине. Да еще и в белокрылой…

– Анархия во время праздников? Вы же знаете, что король планировал в последний день равноденствия? – с намеком говорит Богарт. Значит, маршал не знает о прибытии короля Агондария, в отличие от Фредерика.

– Хорошо. Я подожду. А потом, на переговорах, спрошу прямо, как подводники сумели убить черного дракона. Пусть король Агондарий лично расскажет, как и зачем они это сделали. Уверена, он будет счастлив поделиться. В конце концов, на пути ко мне стоял только Никлос. Этой помехи больше нет.

Акрош нахмурился из-за моей откровенности и неприятных неожиданных новостей о переговорах с русалками. Канцлер же был готов взорваться возмущением из-за моей болтливости, но опоздал – в конце коридора появилась Винелия Барбская в сопровождении Милан. Последняя была чрезвычайно бледна и выглядела нездоровой.

– Вот вы где! – воскликнула Винелия, подводя девушку к нам. Милан сделала неуверенный поклон и быстро взглянула на мужа, прежде чем уставиться обратно в пол. В золотистом платье с крупными сапфирами она выглядела очаровательно, и все же оставалась забитой молью, что проявлялось в неловких, изломанных движениях и обкусанных ногтях. Я задалась вопросом, что с ней делает канцлер, отчего девушка настолько радикально изменилась за какое-то несчастное лето.

– Кэрр Богарт, как замечательно, что вы здесь! Прошу, позаботьтесь о жене, ей нехорошо. Кажется, внимание молодых кавалеров расстроило бедняжку, не стоит надолго оставлять ее одну, – Винелия говорила невероятно возмутительные вещи, которые были абсолютно недопустимы в обществе неблизких людей. И тем самым мстила, видя в канцлере виновника срыва своих планов. Я впервые видела ее такой. Кажется, она была не в восторге от моих новых обязанностей.

Богарт чуть покраснел. Он взял под руку жену, и, наградив меня и маршала пристальным взглядом, удалился. До нас донеслись отдельные слова «позор», «душевное здравие», «больница» и «наказание». Винелия смутилась.

– Чужая семья – потемки, не так ли, кэрр Акрош? – неожиданно тихо сказала она. И тот улыбнулся. Наверное, впервые я увидела его искреннюю, такую печальную улыбку. Никогда прежде не замечала, чтобы он кому-нибудь так улыбался.

– Ладно, оставим это. В нашем королевстве нехорошо бить жен. И особенно плохо, если об этом становится известно королю. Как только Милан наберется смелости рассказать, это чудовище оставит ее, и она обретет покой…

– В монашеской келье, тогда как кэрр Богарт получит лишь наказание и общественное порицание лет на двадцать, после чего сможет вновь жениться, тогда как она навсегда покинет общество и мирские радости. Неравноценно, не правда ли? – внезапно жестко перебил Акрош. – И Милан знает об этом.

Винелия стушевалась, соглашаясь с беспощадностью слов маршала, а я внезапно осознала, что в силах это изменить. Если канцлер причиняет вред Милан, я могу его остановить. Но… тогда потеряю человека, искренне преданного королевству. Человека, который сможет уберечь меня от множества ошибок, которые наверняка совершу…

Меня прошиб холодный пот. И я сделала глубокий вдох, возвращаясь в реальность.

– …еще немного – и все королевство решит, что преемница не смогла справиться с нервами и как женщина сдалась. Люди видели ее истерику, хотите, чтобы и король потом узнал, как бесславно кэрра Каргат провалила его задание?! Кэрра должна немедленно отправиться на празднество, пока еще есть время сделать это правильно, – с убеждением и горячностью говорила распорядительница соревнований и празднеств. А Акрош улыбался кончиками губ, давая ей возможность выговориться.

– Больше нет препятствий, если кэрра Селеста готова…

Я кивнула, разворачиваясь в сторону бального зала. Винелия, облегченно вытерев лоб, пошла следом, по дороге окинув Акроша неодобрительным взглядом.

– Кэрра Селеста, – окликнул первый маршал. Обернувшись, я встретилась с ним глазами. Мне он не нравился – ни своей прямотой, ни изворотливостью, и сама мысль, что еще долгие годы придется терпеть его рядом, просто ужасала. – Вы справитесь. У вас просто нет другого выбора.

* * *

На удивление, во мне оказалось больше сил, чем думала. Больше стойкости и уверенности в себе. Даже с дырой в груди, с раной вместо сердца, могла говорить твердо и ясно, поздравляя победителей в состязании ума. Они играли в шахматы с огнем и победили. Это командная игра, где нет места амбициям. Если не можешь сотрудничать, если хочешь преуспеть, унижая и подставляя других, проиграют все. Ребята справились с испытанием и вышли из него с честью. Их лидером оказался Ниркес дэ’Дьякович, который вновь очень аккуратно вышел за рамки этикета, чуть задержав мои руки в своих. Кажется, он единственный сообразил – что-то идет не так. Поэтому долго еще смотрел, нахмурившись и пытаясь понять, в чем дело.

Я улыбалась, натянув на уста милейшую улыбку. Говорила, какие все молодцы и как все чудесно. Раздавала медали с символом единения, выпускала маленькие кольца ариуса над головами сегодняшних победителей – идея Винелии. Символ благости и чести. Я держалась даже с Калистой, с которой удалось перемолвиться парой слов. И с Амалией, которая не знала, что стала сиротой. Держалась с Винелией, с Фредериком, который гордился моей выдержкой, будто я его родная дочь. Держалась изо всех сил, чтобы никто не услышал крика и не увидел моей боли.

А в голове – сплошные цифры. Я считала шаги. Каждый шаг приближал к концу этого бесконечного дня. Маленькие шажочки – нельзя быстрее, иначе сорвусь на бег и с позором покину королевское празднество третьего дня равноденствия. О, святая Клэрия, это всего лишь третий день, а кажется, прошел месяц с момента, когда в последний раз чувствовала себя свободной и в безопасности.

О, как мне ненавистны смех и