— Хотел бы я сказать то же самое, — печальноотозвался он. — Сейчас мы как чужие. Когда сегодня я вошел в его комнату,я почувствовал себя незваным гостем.

— Может быть, это потому, что там была я. Надо было мнеоставить вас вдвоем.

— Это ничего бы не изменило. Все так далеко зашло,слишком далеко. Мы чужие друг другу.

— Не обязательно такими оставаться. — Онаразговаривала с ним, как со старым знакомым, и почему-то сейчас он непроизводил такого сильного впечатления, будь он хоть какой угодно светский, илиизысканный, или красивый, или искушенный. Это просто человек, убитый горемотец, сын которого искалечен. — Вы можете с ним подружиться.

Гаррисон Уинслоу покачал головой и улыбнулся ей. Он подумал,что Тана замечательно красивая девушка, и вдруг опять его заинтересовало, чтоже все-таки между Гарри и нею. Его сын слишком большой распутник в своем роде,чтобы упустить такую возможность, разве что он заботится о девушке больше, чемона себе представляет… Вероятно, так и есть… Может быть, Гарри влюблен в нее?Да, должно быть, так. Нельзя поверить, что их связывает только дружба, какуверяет она. Ему это казалось невозможным.

— Уже поздно, друг мой. Слишком поздно. Да и грехи мои,по его мнению, искупить невозможно, — он вздохнул. — Полагаю, на егоместе я чувствовал бы то же самое. — Он в упор взглянул на нее. —Знаете, он думает, что я убил его мать. Когда ему было четыре года, онапокончила с собой.

Она чуть не задохнулась:

— Я знаю.

В глазах его была опустошенность и неприкрытая боль, до сихпор живущая в его душе. Его любовь к жене никогда не остынет, как и любовь ксыну.

— Она умирала от рака и не хотела, чтобы кто-нибудьзнал об этом. Перед самой смертью болезнь должна была обезобразить ее, и она немогла этого вынести. Ей уже сделали две операции, и… — он чуть было незамолчал, но пересилил себя и продолжал:

— Ей было страшно тяжело… да и всем нам… Тогда Гарризнал, что она больна, но сейчас не помнит. Впрочем, это неважно. Она больше немогла переносить операции, боль, и мне невыносимо было видеть ее страдания. То,что она сделала, конечно, ужасно, но я всегда понимал ее. Она была так молода,так прекрасна… Она была очень похожа на вас, правда, и сама почти ребенок…

Он не стыдился своих слез, а Тана с ужасом смотрела на него.

— Почему Гарри не знает об этом?

— Она взяла с меня обещание, что я никогда не расскажу.

Гаррисон откинулся на спинку дивана, будто его толкнули.Отчаяние, в котором он пребывал после ее смерти, так никуда и не ушло. Долгиегоды он старался убежать от него: сначала с Гарри, потом с разными женщинами идевушками, вообще с любым человеком, потом в одиночку. И вот в пятьдесят двагода открыл, что не столь уж далеко убежал, и бежать больше некуда. Воспоминаниябыли с ним, и боль, и горе, и утрата… А сейчас вот и Гарри может уйти… Этамысль была невыносима, когда он смотрел на милую юную девушку перед ним, полнуюжизненной силы и надежды. Почти невозможно было все объяснить ей, так давно этобыло.

— О раке тогда разное говорили… Он был вроденеприличной болезни, к нему относились почти как к чему-то постыдному. Я несоглашался с ней, но в одном она была непреклонна: Гарри ничего не должензнать. Она написала мне предлинное письмо и, когда я вечером поехал в Бостоннавестить старую тетушку, приняла смертельную дозу снотворного. Она хотела,чтобы Гарри запомнил ее жизнерадостной и прекрасной, романтичной, а неизуродованной болезнью, потому она и ушла… Для него она героиня. — Онпечально улыбнулся Тане. — Такой осталась и для меня. Конечно, этогрустная смерть, но другая была бы гораздо хуже. Я никогда не упрекал ее за то,что она сделала.

— И вы позволяете ему думать, что вы во всемвиноваты? — Она в ужасе смотрела на него огромными зелеными глазами.

— Мне и в голову не приходило, что он станет такдумать, а когда я понял, уже было поздно. Пока он был совсем маленьким, явсячески старался занять себя, надеясь заглушить чувство потери. Но мне так ине удалось, на самом деле это никогда не помогает. Отчаяние преследует тебя,как шелудивый пес, все время ожидая на пороге, когда ты проснешься, скулит утвоих ног, не обращая внимания на то, как ты занят, насколько хорошо одет иочарователен, не замечая друзей вокруг тебя, — оно всегда здесь, хватаетза пятки, вгрызается в манжеты… Так все и было… Но к тому времени, как Гарриисполнилось восемь или девять лет, он сделал самостоятельные выводы на мой счети одно время так меня ненавидел, что я отдал его в интернат, а он решил житьтам. После этого у меня ничего не осталось, поэтому я усерднее, чем прежде,старался забыться, и… — Он философски пожал плечами. — Она умерла почтидвадцать лет назад, так-то вот… в январе… — Он рассеянно посмотрел куда-то,потом вернулся взглядом к Тане, но это не помогло. Девушка была так похожа на матьГарри, что, глядя на нее, он словно возвращался в прошлое. — А теперь иГарри попал в эту страшную мясорубку… Жизнь такая гнусная и странная, верно?

Тана кивнула: что здесь можно было сказать? Он дал ей пищудля размышлений.

— Думаю, вы должны что-нибудь ему рассказать.

— О чем?

— О смерти его матери.

— Нет, не могу. Я обещал ей… и себе… Если я скажу емусейчас, будет выглядеть так, словно я стараюсь оправдать себя, извлечь какую-товыгоду…

— Тогда почему вы рассказали мне? — Ее потряслисобственные слова и чувства, гнев, прозвучавший в голосе. Поразительно, скольколюди теряют в своей жизни, как они упускают моменты, когда могли бы любить другдруга, взять хотя бы этого мужчину и его сына. Они потратили впустую стольколет, которые могли бы провести вместе. А Гарри сейчас нужен отец. Все емусейчас нужны.

Гаррисон виновато взглянул на нее:

— Полагаю, что не надо было вам все это рассказывать.Но мне необходимо было поговорить хоть с кем-нибудь… а вы… вы так близки с ним…— он отсутствующе смотрел мимо нее. — Я хотел, чтобы вы знали, как я люблюсына.

В горле у нее застрял комок размером с кулак, она непонимала — хочется ли ей ударить его или поцеловать, а может, и то и другое.Никогда ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств.

— Какого черта вы сами не скажете?

— Ничего хорошего из этого не выйдет.

— А вдруг выйдет? Может быть, сейчас самое время. Онзадумчиво посмотрел на нее, потом опустил взгляд и наконец снова прямо взглянулв ее зеленые глаза.

— Возможно. Хотя я совсем его не знаю… Я даже не знаю,как начать…

— Да так же, как сейчас, мистер Уинслоу. Точно так, каквы сказали мне.

Он улыбнулся ей, и тут же улыбку смыло усталостью.

— Откуда у вас столько мудрости, малышка?

Тана улыбнулась и ощутила необыкновенное тепло, исходящее отнего. В чем-то он был очень похож на Гарри, и с острым чувством смущения онаосознала, что ее тянет к нему. Будто все ощущения, казалось бы, заглохшие послеизнасилования, внезапно снова ожили.