— Это был кто-то из знакомых? — Гаррисон былпотрясен.

— Сын начальника моей матери. Любовника и начальника,если уж начистоту. Это было ужасно… нет, — она помотала головой, —много, много хуже.

Он опять привлек ее к себе: теперь многое прояснилось.Интересно, не поэтому ли Гарри никогда не позволял себе быть больше чем другом?Он инстинктивно ощущал, что сын вожделеет к ней, даже если она и неподозревает, что у него на уме. И еще он знал о своих чувствах к этой девушке.Никогда еще со времени встречи со своей женой двадцать шесть лет назад он небыл увлечен так сильно, но тут он вспомнил о разнице в возрасте, гадая о том,беспокоит ли это ее. Он был ровно на тридцать лет старше Таны, многие были бышокированы, но ему важнее всего было знать, как к этому относится она.

— Ну и что? — отозвалась она в ответ на еговысказанные страхи. — Пусть себе думают.

Теперь она поцеловала его и ощутила, как что-то оживает вней, что-то новое, прежде незнакомое, страсть и желание, которые только онможет утолить, и всю ночь она металась и ворочалась, думая о нем, точно так же,как и он мечтал о ней. Утром она позвонила ему в семь часов, он уже проснулся ибыл удивлен ее звонком. Но он еще больше удивился бы, знай о ее чувствах кнему.

— Что ты поделываешь в этот час, малышка?

— Думаю о тебе.

Он был польщен и тронут, и очарован, и возбужден — и тысячидругих чувств захватили его. Но было здесь и нечто другое, большее. Танадоверяла этому человеку как никому другому, как не доверяла даже его сыну, ондля нее воплощал очень многое, включая отца, которого она никогда не видела. Онолицетворял всех мужчин, и, знай Гаррисон об этом, он мог бы испугаться того,что она ожидает от него слишком многого.

Они навестили Гарри, вместе пообедали, потом поужинали, иего переполняло горячее желание затащить ее в постель, но что-то говорило ему,что этого нельзя делать, это опасно, что он создаст постоянную связь, а это неправильно. В последующие две недели они встречались, гуляли, целовались иласкали друг друга, и с каждым днем становились все нужнее друг для друга. КГарри они ходили отдельно — из страха, что он все откроет, и в какой-то из днейГаррисон наконец решил, что это надо обсудить, слишком все становилосьсерьезным для него и Таны, а он не желал причинять девушке боль. Более того, онхотел предложить ей то, чего уже много лет никому не предлагал: свое сердце ижизнь. Он хотел жениться на ней и должен был знать, как к этому отнесетсяГарри, знать сейчас, пока еще не поздно, пока еще никому не нанесены раны,особенно человеку, о котором он заботился больше всего на свете, его сыну. РадиГарри он пожертвует всем, особенно сейчас, даже любимой девушкой, — поэтомуон должен был все сейчас выяснить.

— Я хочу кое о чем тебя спросить. И хочу, чтобы ты мнеответил. Честно.

За эти две недели благодаря усилиям Таны между мужчинамиустановился хрупкий мир, и Гаррисон наслаждался его плодами.

— О чем это еще? — Гарри подозрительно смотрел наотца.

— Что за отношения между тобой и этим очаровательнымребенком? — Он изо всех сил старался казаться безучастным, спокойным имолился, чтобы сын ничего не заметил, особенно то, как сильно он любит этудевушку, хотя не мог представить, как это Гарри может не заметить. Ончувствовал себя так, будто носит на себе неоновую вывеску.

— Ты о Тане? — Гарри пожал плечами.

— Я же сказал, что хочу, чтобы ты мне ответил. —Вся его жизнь, да и ее тоже, зависела от этого.

— Почему? Тебе-то что до этого? — Гарри былбеспокоен, у него весь день болела шея. — Я уже сказал, она мой друг.

— Я знаю тебя лучше, нравится тебе это или нет.

— Ну и что? Это все. Я с ней никогда не спал.

Это ему было известно, но он ничего не сказал Гарри.

— Это еще ничего не значит. Может, причина в ней, а нев тебе.

Ни в глазах его, ни в словах не было и тени шутки. Для негоэто было вовсе не шуточное дело, но Гарри рассмеялся и уступил.

— Верно, может, и так, — и вдруг он откинулся наподушки и уставился в потолок, чувствуя странную близость с отцом, какойникогда прежде не испытывал. — Не знаю, папа… Когда мы в первый развстретились, я с ума сходил от нее, но она была неприступна, как камень… она исейчас такая. — Потом он рассказал об изнасиловании, а Гаррисон притворился,что впервые слышит об этом. — Я никогда не встречал такой, как она. Думаю,я всегда знал, что люблю ее, но боялся все испортить, если скажу ей об этом.Атак — она не убежит, по крайней мере. Но если бы я сказал, она могла бы… — наглаза его набежали слезы. — Я не могу потерять ее, она мне так нужна.

Сердце Гаррисона упало, но он должен был подумать о сыне,только о нем были все его заботы, только о нем он будет заботиться с этогомомента. Наконец-то он обрел его и не собирается снова терять. Даже ради Таны,столь отчаянно любимой. Слова Гарри прожигали его насквозь. «Она так мненужна…» Самое забавное, что старшему Уинслоу она тоже была очень нужна, но нетак, как Гарри, и он не мог отнять ее у сына, во всяком случае сейчас…

— Когда-нибудь, возможно, ты наберешься храбростисказать ей об этом. Может быть, и ты ей нужен, — Гаррисон знал, как онаодинока, но даже Гарри не мог представить всю глубину ее одиночества.

— А что, если я проиграю?

— Так не проживешь, сын: бояться проиграть, боятьсяжить, бояться умереть. Так ты никогда не выиграешь. И она знает это лучше, чемкто-либо другой. Ты можешь научиться этому у нее, как и многому другому.

Он и сам многому мог бы научиться у нее, но теперь он долженотказаться от этих уроков.

— Другой такой не найдешь: она такая храбрая, сильная,умная, во всем… пока дело не касается мужчин. — Гарри потрясголовой. — Но вот тут она пугает меня до смерти.

— Дай ей время, много времени. — Он старался,чтобы его голос звучал ровно, не хотел, чтобы Гарри догадался. — И многолюбви.

Гарри долго молчал, смотрел в глаза отцу. За прошедшие две споловиной недели они начали открываться друг для друга, как никогда прежде.

— Ты думаешь, она сможет меня когда-нибудь полюбить?

— Возможно, — сердце Гаррисона разрывалось начасти. — Сейчас тебе надо думать о многом другом. Но как только тыподнимешься, — он не стал говорить «встанешь на ноги», — выйдешьотсюда, тогда сможешь поразмыслить и об этом тоже.

Оба знали, что в сексуальной сфере не было серьезных повреждений,и врач сказал им, что при некоторой «изобретательности» Гарри когда-нибудьсможет вести почти нормальную сексуальную жизнь, сможет даже, если захочет,обрюхатить свою жену, что Гарри не особенно воодушевило, по крайней мересейчас, но Гаррисон понимал, что когда-то это будет иметь для сына огромноезначение. Он хотел бы ребенка от Таны. Одна эта мысль чуть не заставила егоразрыдаться.