… Он проснулся – его всего колотило – и уставился на спящегососеда. Черный провал рта. Не то обеззубевший тигр, не то одряхлевший боевойслон, растерявший свои мощные бивни. Вышедший в тираж монстр.

– Боже мой, боже мой, – беззвучно шевелил губами МоррисХейзель. По щекам потекли слезы. – Убийца моей жены и моих детей спит со мнойрядом, о боже ж ты мой, спит со мной в одной палате…

А слезы все текли, слезы гнева и потрясения, горячие, обжигающиеслезы.

Он лежал, не в силах унять дрожи, и ждал утра, но утро неприходило.

Дюссандера мучили кошмары.

ОНИ обрушились на проволочное ограждение. Их были тысячи,если не миллионы. Они грудью бросились на сетку из колючей проволоки, убивавшейтоком на месте, и под этим напором сетка неумолимо заваливалась. Кое-гделопнувшая проволока уже змеилась по утрамбованной земле и плевалась голубымиразрядами. А толпы все прибывали. Безумец фюрер, неужели он полагал, что с ЭТИМможно будет раз и навсегда покончить? Им несть числа, они заполонили земнойшар, и вот сейчас им нужен один человек – ОН.

– Эй! Просыпайтесь. Вы слышите меня, Дюссандер?Просыпайтесь.

Голос, казалось ему, звучал во сне.

Немецкая речь. Конечно, это сон. Леденящий душу голос.Скорей проснуться и стряхнуть наваждение. Усилием воли он вырвался из ночногокошмара.

Возле его койки на стуле, повернутом задом наперед, сиделмужчина.

– Просыпайтесь, вот так, – говорил он.

Молодой, не больше тридцати. Темные пытливые глаза застеклами очков в простой железной оправе. Длинные волосы. В первую секундуДюссандеру даже показалось, что это «его мальчик» устроил небольшой маскарад.

Незнакомец был в немодном синем костюме, явно не рассчитанномна теплую калифорнийскую погоду. На лацкане пиджака – серебристый значок сжелтой звездой. Серебро… из него делали стилеты, которые потом вонзали в сердцевампирам и оборотням.

– Вы это мне? – спросил Дюссандер по-немецки.

– А то кому же. Соседа вашего перевели. Ну что, окончательнопроснулись?

– Да. Но вы меня с кем-то путаете. Меня зовут Артур Денкер.Вы, наверное, ошиблись палатой.

– Меня зовут Вайскопф. А вас – Курт Дюссандер. Бывшийкомендант Патэна.

– Вы в своем уме? Я переехал в Штаты после смерти жены. А доэтого я…

– Да ладно вам, – остановили его жестом. – Сосед по палатееще не забыл ваше лицо. Вот ЭТО лицо.

Точно из воздуха, явилась фотокарточка. Одна из тех, чтопринес ему когда-то мальчик. Молодой Дюссандер в лихо заломленной фуражке засвоим рабочим столом.

Дюссандер перешел на английский. Он говорил медленно,тщательно подбирая слова:

– Во время войны я был механиком. Мы изготавливали деталидля грузовиков, для бронированных машин… Позже для танков. Резервная часть, вкоторой я находился, эпизодически участвовала в битве за Берлин. После войны яустроился на завод «Меншлер Мотор» в Эссене, пока…

– … пока не пришла пора рвануть в Южную Америку. Со слиткамизолота – вот и коронки пригодились, со слитками серебра – и драгоценная оправане пропала. Должен вам сказать, мистер Хейзель пережил довольно тяжелые минуты,когда осознал, с кем он лежит в одной палате. Зато теперь на душе у негогораздо легче. У него такое чувство, будто господь Бог в своей безграничноймилости позволил ему сломать позвоночник, с тем чтобы помочь изловить одного изсамых гнусных палачей, каких только знала история.

– Во время войны я был механиком…

– Да слышал, слышал. Первая же серьезная проверка покажет,что вы жили по подложным документам. Вы знаете это так же хорошо, как и я. Играсделана.

– Мы изготовляли…

– Трупы, да. Учтите, власти оказывают нам полное содействие.

– … детали для грузовиков и бронированных машин, а позжедля…

– Не надоело еще? Может, хватит?

– Резервная часть, в которой я находился…

– Ну, как хотите. Мы еще увидимся. И очень скоро.

Вайскопф вышел из палаты. Его тень на стене, словнопомедлив, выскользнула следом. Дюссандер закрыл глаза. Можно ли верить словам,что власти оказывают им полное содействие? Похоже на правду. Да и не все лиравно? Так или иначе, легальным путем или нелегальным, но этот Вайскопф икомпания выцарапают его во что бы то ни стало. Когда дело касается нацистов,они непримиримы. Когда дело касается лагерей, они фанатики. Дюссандера колотиладрожь. Но он знал, что надо делать.

В субботу Боудены проснулись поздно. К половине десятогомужчины уселись за стол, каждый со своим чтивом, а Моника, словно досыпая находу, молча ставила перед ними омлет, сок, кофе.

Тодд читал научную фантастику, Дик штудировал журнал поархитектуре. В прихожей шлепнулась на пол газета, опущенная в щель почтальоном.

– Принести, пап?

– Я сам.

Прежде чем развернуть газету. Дик Боуден пригубил кофе – итут же закашлялся.

Моника поспешила на выручку.

Тодд, отвлекшись от романа, без особого интереса наблюдал,как Моника стучит отца по спине, но вдруг взгляд ее упал на первую страницу… иона застыла. Глаза полезли на лоб, грозя выскочить из орбит.

– Боже милостивый! – кое-как выдавил из себя Дик Боуден.

– Так ведь это… не может быть… – Моника прикусила язык ипосмотрела на сына. – Солнышко, ты…

Отец тоже смотрел на сына.

Тодд поднялся с тревожным чувством.

– Что там?

– Мистер Денкер, – только и сказал Боуден-старший.

Тодд прочел заголовок и все понял. БЕГЛЫЙ НАЦИСТ КОНЧАЕТЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ В БОЛЬНИЦЕ САНТО-ДОНАТО. Ниже две фотографии бок о бок,хорошо известные Тодду. На первой Артур Денкер был лет на шесть моложе и,соответственно, живее. Его щелкнул какой-то уличный фотограф, и старик купилкарточку, чтобы она, чего доброго, не попала не в те руки. На второй КуртДюссандер в форме войск СС, в заломленной черной фуражке сидел за столом всвоем кабинете в Патэне.

Публикация первой фотографии означала, что они уже побывалив его доме.

Тодд пробегал глазами газетный материал, строчки прыгали,качнулся пол.

Где-то далеко-далеко крик матери:

– Дик, держи его! Это обморок!

Это слово (ОБМОРОКОБМОРОКОБМОРОК) слилось в одну тягучуюцепочку. Он смутно почувствовал, как отец подхватил его, а затем – когда уженичего не чувствуешь, ничего не слышишь.