– Моя бы воля…

– ТВОЯ ВОЛЯ?! – загремел Дюссандер. – Кому есть дело дотвоей воли! Плюнуть и растереть! От тебя требуется одно: осознать, в какомположении мы оказались!

– Я осознаю, – пробормотал Тодд, до боли сжимая кулаки; онне привык, чтобы на него кричали. Когда он их разожмет, на ладонях останутсякровавые лунки. Могло быть и хуже, если бы в последние месяцы он постоянно не грызногти.

– Вот и отлично. Тогда ты перед всеми извинишься и будешьзаниматься. Каждую свободную минуту. На переменах. В обед. После школы. Ввыходные. Будешь приходить сюда и заниматься.

– Только не сюда, – живо отозвался Тодд. – Дома.

– Нет. Дома ты витаешь в облаках. Здесь, если понадобится, ябуду стоять над тобой и контролировать каждый твой шаг. Задавать вопросы.Проверять домашние задания. Тогда я смогу соблюсти собственный интерес.

– Вы не заставите меня насильно приходить сюда.

Дюссандер отхлебнул из кружки.

– Тут ты прав. Тогда все пойдет по-старому. Ты завалишьэкзамены. Я должен буду выполнять свое обещание. Поскольку я его не выполню.Калоша Эд позвонит твоим родителям. Выяснится, по чьей просьбе добрейший мистерДенкер выступил в роли самозваного дедушки. Выяснится про переправленные втабеле оценки. Выяснится…

– Хватит! Я буду приходить.

– Ты уже пришел. Начни с алгебры.

– А вот это видали! Сегодня только пятница!

– Отныне ты занимаешься каждый день, – невозмутимо возразилДюссандер. – Начни с алгебры.

Тодд встретился с ним взглядом на одну секунду – в следующуюсекунду он уже перебирал в своем ранце учебники, – но Дюссандер успел понятьэтот взгляд, в нем без труда читалось убийство. Не в переносном смысле – впрямом. Сколько лет прошло с тех пор, как он видел подобный взгляд – тяжелый,полный ненависти, словно бы взвешивающий все «за» и «против», – но такое незабывается. Вероятно, подобный взгляд был у неге самого в тот день, когда передним так беззащитно смуглела полоска цыплячьей шеи Тодда… Жаль, не было подрукой зеркала.

ДА, Я ДОЛЖЕН БЛЮСТИ СОБСТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС, повторил он просебя, сам удивляясь этой мысли. ЕГО НЕПРИЯТНОСТИ УДАРЯТ ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПО МНЕ.

Май 1975 – Итак, – сказал Дюссандер при виде Тодда, наливаяв пивную кружку любимый свой напиток, – задержанный освобожден из-под стражи. Скаким напутствием? – Старик был в халате и шерстяных носках. В них можнозапросто поскользнуться, поду мал Тодд. Он перевел взгляд на бутылку –Дюссандер хорошо поработал, содержимого оставалось на три пальца.

– Ни одной пары, ни одной завальной карточки, – отчиталсяТодд. – Если продолжать в том же духе, к концу четверти будут сплошные пятеркии четверки.

– Продолжим, продолжим. За этим я как-нибудь прослежу. – Онвыпил залпом и снова налил. – Надо бы это дело отметить. – Язык у него слегказаплетался; другой бы не заметил, но Тодду сразу было понятно, что старыйпьянчужка здорово перебрал. Значит, сегодня. Сегодня или никогда.

Тодд был само спокойствие.

– Свиньи пускай отмечают, – сказал он.

– Я жду посыльного с белугой и трюфелями, – Дюссандер сделалвид, что пропустил выпад мальчишки мимо ушей, – но сейчас, сам знаешь, ни накого нельзя положиться. Не изволите ли пока закусить крэкерами с плавленымсыром?

– Ладно. Черт с вами.

Дюссандер неловко встал, ударившись коленом о ножку стола,и, поморщившись, заковылял к холодильнику.

– Прошу, – сказал он, ставя перед мальчиком еду. – Всесвежеотравленное. – Он осклабился беззубым ртом. Тодду не понравилось, чтостарик не вставил искусственную челюсть, но он все-таки улыбнулся в ответ. –Что это ты такой тихий? – удивился Дюссандер. – На твоем месте я бы колесомходил.

– Никак в себя не приду, – ответил Тодд и надкусил крэкер.Он давно перестал отказываться в этом доме от еды. Старик скорее всегодогадался, что никакого разоблачительного письма не существует, но не станет жеон, в самом деле, травить Тодда, не будучи в этом уверен на все сто.

– О чем поговорим? – спросил Дюссандер. – Один вечер,свободный от занятий. Ну как? – Когда старик напивался, вдруг вылезал егоакцент, который обычно раздражал Тодда. Сейчас ему было безразлично. Сейчас емувсе было безразлично. Кроме одного – спокойствия. Он посмотрел на свои руки:нет, не дрожат.

– Мне как-то без разницы, – ответил он. – О чем хотите.

– Ну, скажем, о мыле, которое мы делали? Об экспериментах вобласти гомосексуальных наклонностей? Могу рассказать, как я чудом спасся вБерлине, куда я имел глупость приехать.

– О чем хотите, – повторил Тодд. – Мне правда без разницы.

– Ты явно не в настроении. – Дюссандер постоял в раздумье инаправился к двери, что вела в погреб. Шерстяные носки шаркали по линолеуму. –Расскажу-ка я тебе, пожалуй, историю про старика, который боялся.

Он открыл дверь в погреб. К Тодду была обращена его спина.Тодд неслышно встал.

– Старик боялся одного мальчика, – продолжал Дюссандер, –ставшего, в каком-то смысле, его другом. Смышленый был мальчик. Мама про негоговорила «способный ученик», и старику уже представилась возможность убедитьсяв том, какой он способный… хотя и в несколько ином разрезе.

Пока Дюссандер возился с выключателем устаревшего образца,Тодд приближался сзади, бесшумно скользя по линолеуму, избегая мест, где могласкрипнуть половица. Он знал эту кухню, как свою собственную. Если не лучше.

– Поначалу мальчик не был его другом. – Дюссандер кое-какодержал верх над выключателем и с осторожностью алкоголика со стажем спустилсяна одну ступеньку. – И старик поначалу сильно недолюбливал мальчика. Нопостепенно… постепенно он стал находить определенное удовольствие в егокомпании, хотя до любви тут еще было далеко. – Держась рукой за поручень, онвысматривал что-то на полке. Тодд уже стоял сзади, по-прежнему сохраняяспокойствие, – пожалуй, в эти секунды правильнее было бы сказать: ледяноеспокойствие, – и мысленно прикидывал, как он его сейчас изо всех сил толкнет вспину. Впрочем, стоило дождаться момента, когда тот наклонится вперед.

– Старик находил удовольствие в его компании, и объяснялосьэто, вероятно, чувством равенства, – вслух рассуждал Дюссандер. – Видишь ли,жизнь одного была в руках другого. Каждый мог выдать чужой секрет. Но современем… со временем старик все больше убеждался в том, что ситуация меняется.Да-да. Ситуация выходила из-под его контроля, все уже зависело от мальчика – отего отчаяния… или сообразительности. И однажды, среди долгой бессонной ночи,старик подумал о том, что неплохо было бы чем-то поприжать мальчика. Длясобственной безопасности.