Он приподнял седую бровь толщиной с большой палец Коула вожидании ответа на приглашение, которого, в сущности, не было. С такимиизощренными словесными ловушками Коул сталкивался и прежде — ими неизменнопользовались самодовольные ослы вроде Митчелла, которые постоянно доказывалисвое превосходство на любом сборище, где присутствовали новички. Поскольку вдействительности Митчелл вовсе не приглашал Коула посетить «прелестное» ранчо ипоохотиться на оленей, любой вежливый и утвердительный ответ немедленно низвелиКоула до положения жалкого просителя. По всем этим причинам Коул без колебанийрешил, стоит ли выражать свое истинное мнение.

— Откровенно говоря, меня ничуть не привлекает перспективамерзнуть в лесу на рассвете, надеясь, что мимо случайно пройдет олень.

— Нет, что, вы! Мы так не делаем! У нас по всей территорииранчо расставлены кормушки — олени приходят к ним каждый день.

— Стало быть, вы ждете у кормушек, когда олени подойдутпоесть, — Коул хранил на лице невозмутимое выражение, — и когда они мирно жуюткорм, вы выскакиваете, стреляете в них, дырявите им шкуры, а потом отрезаетеголовы и вешаете над камином?

Митчелл с трудом сдерживал гнев:

— Нет, все обстоит иначе. — Вот как? Тогда каким же образом?

— Значит, вы противник охоты? — мстительно осведомилсяМитчелл, разозлившись на критику своего излюбленного развлечения и бросая наКоула весьма подозрительный взгляд.

— Вовсе нет. Но я охочусь не ради развлечения. Митчеллслегка расслабился:

— Что ж, мы тоже так поступаем. Всегда. На кого же выохотитесь?

— На москитов, — отозвался Коул и тотчас разозлился на себяза то, что выказал презрение богачу и лентяю, не стоящему таких эмоций. Жену иневестку позабавило явное замешательство Митчелла, но Делберт Кэнфилд с матерьюуставились на Коула в боязливом, неловком молчании. Десмонды болтали об урокахпарусного спорта и не замечали, что все за столом притихли.

Девятый лот был продан за сто девяносто тысяч долларов, иголос аукциониста вдруг возбужденно повысился, привлекая внимание сидящих запервым столом.

— Следующий лот не нуждается в комментариях, — произнес он,предвкушая интересные торги и выходя на середину помоста.

Аукционист сдернул бархатную драпировку со скульптурыКлайнмана, и по залу пронесся вздох восхищения. Беседы прерывались,предполагаемые владельцы во все глаза глядели на громадную бронзовую фигуру иприкидывали, сколько смогут за нее предложить.

— Этой минуты многие из вас ждали с нетерпением: вероятно,единственный раз в жизни вам предоставляется возможность приобрестивеликолепную скульптуру мастера, уже покинувшего сей мир. Торг открывает суммав двести тысяч долларов, поднимать цену разрешается не менее чем на пять тысячдолларов. — Брови аукциониста выгнулись, самодовольная улыбка заиграла нагубах, пока он оглядывал возбужденную аудиторию, а затем отчетливо произнес:

— Кто желает открыть торг? — В зале немедленно подняласьрука, и аукционист кивнул:

— Мистер Селфер открывает торг суммой в двести тысячдолларов. Кто… да, двести пять предлагает мистер Хиггинс. Двести десять —мистер Олтур, благодарю вас…

— Двести пятьдесят! — крикнул Франклин Митчелл. Коул подавилухмылку, услышав такое, — самому ему ни за что не пришло бы в голову выложитьтакую сумму за четырехфутовую груду металла, напоминавшую гибрид бронзовыхбананов и частей человеческого тела.

— Двести семьдесят, — торопливо предложил еще кто-то.Аукционист буквально сиял. Он вопросительно взглянул на Митчелла.

— Триста! — выпалил Митчелл, опускаясь все ниже в глазахКоула.

— Триста тысяч долларов, и это только начало! — воскликнулаукционист, оценивая новый прилив лихорадочной активности в зале с точностьюсейсмографа. — Не забывайте, мы проводим благотворительный аукцион, леди иджентльмены…

— Триста десять, — заявили из задних рядов.

— Мистер Лэси предлагает триста десять тысяч долларов, —объявил аукционист и быстро добавил:

— А мистер Селфер перехватывает инициативу, предлагая… — Онпомедлил в ожидании сигнала и одобрительно кивнул:

— Четыреста тысяч долларов! Кто готов дать четыреста десять?Всего четыреста десять тысяч долларов? — Он окинул взглядом зал. — Четырестадолларов — раз… — Он тут же перебил себя самого быстрым кивком и с улыбкойвоскликнул:

— Четыреста десять тысяч долларов! За этот лот предлагаютчетыреста десять тысяч! Кто даст четыреста двадцать?

В конце концов скульптура Клайнмана была продана зачетыреста семьдесят тысяч. Пока зал ликовал, новый владелец выписал чек ивручил его одному из помощников аукциониста, а затем поднялся и направился кпереднему столу, чтобы пожать руку Коулу. Это рукопожатие было не просто жестомблагодарности, а одним из обычаев, сохранившихся с давно минувших балов БелойОрхидеи: оно символизировало переход собственности и ответственности за нее отбывшего владельца к новому.

Когда новоиспеченный владелец гордо удалился, прежний хозяинскульптуры взглянул на часы и попытался скрыть скуку и нетерпение, перелистываякрасочный каталог выставленных на аукцион лотов. Коул сразу заметил, чтоосталось всего четыре наиболее значительных из них да с десяток дорогихукрашений и меховых изделий, представленных в разделе «Для дам». На оборотеобложки содержался двухстраничный экскурс в историю и традиции столетнего балаБелой Орхидеи, и, забавляясь, Коул прочел воодушевленное повествование.

Оказывается, прежде балы посещали лишь избранныепредставители наиболее известных техасских фамилий. Наряду с любопытнымифактами в статье содержалась информация о том, что с первого аукциона донынешних дней лоты, предназначенные для прекрасной половины человечества,всегда демонстрировали дамы.

В попытке искупить вину перед миссис Кэнфилд и Делбертом,Коул придвинул к ним каталог и ткнул в него пальцем.

— Судя по всему, с этим балом связано немало интересныхобычаев, миссис Кэнфилд.

Мать Делберта восприняла внезапную перемену его настроенияопасливо, но с надеждой. На вид ей было лет восемьдесят, кожа лица казаласьнежной, как у китайской статуэтки, а грудь надежно придавили несколько нитейжемчуга.

— Многим из этих традиций не менее ста лет, — сообщила она.

Коул ободряюще кивнул:

— Здесь говорится, что лоты, представляющие особый интересдля женщин, показывают не на манекенах — их демонстрируют гостьи аукциона.

— Этот обычай вполне оправдан, — кивнула старуха, сдевическим удовольствием хватаясь за знакомую тему. — Видите ли, когда балы ещетолько затевались, предполагалось, что для тех женщин, которые демонстрируютмеха или драгоценности, мужья выкупят эти веши.