Проклятая застенчивость, которую Слоан совсем былопреодолела за завтраком, вернулась с новой силой, едва она оказалась наедине сНоем. Но вскоре девушка забыла обо всем, особенно когда он стал расспрашивать,любит ли она морские прогулки, и даже рассказал о том, как Кортни и Дугласпопали в шторм недалеко от берегов Нассау и чуть не погибли.

Немного не доходя до дома Картера, они увидели компаниюмалышей, увлеченно строивших песочный замок. Самый младший, пухленький крепышполутора лет, еще нетвердо державшийся на ногах, храбро старался не отставатьот старших и довольно бойко передвигался с ведерком в руке, но, пробегая мимоСлоан, споткнулся и Упал.

— Нужна помощь? — посочувствовала она, присаживаясь накорточки.

Все еще не выпуская ведерка, ребенок неуклюже перевернулся,сел и обиженно заорал. Слоан подхватила перемазанного в песке мальчишку и,смеясь, прижала к себе.

— Не плачь, карапузик! — весело уговаривала она. Няня, скоторой Слоан успела познакомиться утром, встрепенулась было, но не тронулась сместа, видя, что все в порядке. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Мальчик постепенно успокаивался, вытирая глаза грязнымикулачками и судорожно икая. Слоан поставила его на землю и взяла за руку.

— Мы поможем тебе, — снова пообещала она и вопросительноуставилась на Ноя. — Правда?

Ной, словно загипнотизированный, долго молча смотрел в ееумоляющие глаза, потом с трудом перевел взгляд на исполненное надежды личикомалыша и потянулся за ведерком. Слоан и мальчик одновременно расплылись вулыбке. И тут Ноя осенило. Словно громом ударило.

Он хотел ее.

Невыносимо.

— Дети — такие забавные существа, — заметила Слоан, когдаони отошли от почти завершенной крепости из леска. Теперь, когда воды было визбытке, работа шла полным ходом.

— Это вы забавное существо, — пожал он плечами, явно неразделяя ее восторгов.

— Спасибо за столь лестное мнение. Разве вы не любите детей?

— Нет, не люблю.

— Не может быть! — Она, по-видимому, настолько расслабиласьи потеряла бдительность, что позволила себе задать вопрос, показавшийся ейсамой неприлично-бестактным, едва слова слетели с губ:

— Именно поэтому у вас никогда не было своих детей?

— Видите ли, мне исполнилось двадцать пять, когда родиласьКортни, и это излечило меня от всяких иллюзий насчет детей. Нет уж,родительские обязанности не для меня. Хватит и взбалмошной сестрицы!

— Кажется, я сунула нос не в свои дела, — чистосердечнопожалела Слоан. — Вообще не стоило заводить этот разговор.

— Можете спрашивать меня обо всем на свете, и я постараюсьответить как можно откровеннее. Предпочитаю правдивость и искренность.

С самого завтрака Слоан мысленно готовила себя к тяжеломуиспытанию. Она действительно не привыкла флиртовать с мужчинами, а этот к томуже просил ее о невозможном. О честности и откровенности. У Слоан тревожносжалось сердце.

— К-конечно, — запинаясь, пробормотала она.

— Вы упустили прекрасную возможность ответить мне тем же изаверить, что я тоже имею право на любые вопросы, а вы ответите мне с таким жепрямодушием.

— Не уверена, что это такая уж светлая мысль, — настороженноотозвалась Слоан, и Ной расхохотался.

— Все-таки, по-моему, стоит попробовать. Не согласны? Оностановился у высоких кустов, загородивших забор поместья Картера отпосторонних глаз.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас, — подтвердил Ной и с пугающей прямотойпризнался:

— Я хотел бы, пока вы здесь, почаще видеться с вами. Начинаяс сегодняшнего вечера.

— Не могу, — отказалась Слоан, мгновенно впадая в панику. Дачто это с ней? Почему она так по-дурацки себя ведет?

— В чем же дело?

— На это есть три важные причины: Парис, Пол и Картер.

— Вчера Парис заверила меня, что вы с Полом только друзья. Яне питаю никаких чувств к Парис, и поскольку к Картеру мы, оба равнодушны, невижу никаких препятствий.

— Нет. Я имела в виду, что должна проводить как можно большевремени с ними.

— Это можно уладить. На пути нашего более близкогознакомства есть еще какие-то преграды?

— Близкого? Насколько? — уклончиво спросила Слоан, но онмгновенно раскусил ее увертки.

— Давайте не играть друг с другом в эти недостойные игры. Насвоем веку я уже все это пережил и не думаю, что вам они понравятся, даже есливам известны правила.

Не зная, как выкрутиться, Слоан подняла маленькую раковину исделала вид, что внимательно ее изучает. Ной терпеливо ждал, пока она подниметголову.

— Поверьте, больше всего мне нравится в вас именноестественность. Неподдельность, если можно так выразиться. Однако трудно незаметить, что, оставаясь наедине со мной, вы ведете себя так, словно попали влапы к тигру. Что вас тревожит?

Слоан не могла не задаться вопросом: кем бы он посчитал ее,узнав правду?

«Когда я остаюсь наедине с тобой, мне не дает покоя мысль,что я вовсе не дизайнер, а коп, да еще получивший задание пробраться в дом отцапод благовидным предлогом. И Пол вовсе мне не друг. Что бы ты сказал, узнав,что я привезла с собой агента ФБР? И кстати, он совсем не против, чтобы язаодно шпионила и за тобой. Честность и откровенность? Да такой подлой дряни тыеще не видывал! И не моя вина, что меня тянет к тебе как магнитом! В животе всепереворачивается при мысли о том, как ты поступишь, когда все выплывет наружу!»

— Я вам нравлюсь? — неожиданно спросил Мейтленд, и у Слоансложилось отчетливое впечатление, что ответ ему заранее известен.

— Вы и без того все знаете, — с трудом выговорила она. — Невсякую правду стоит произносить вслух.

Ной засмеялся и, нагнувшись, легонько притронулся поцелуем кее губам.

— Слава Богу, хоть это выяснили. Первый шаг — самый трудный.Теперь все пойдет легче.

Слоан молча смотрела на него, едва удерживаясь на ногах поднатиском желания, тоски и отчаяния.

Она ожидала, что Ной распрощается у двери, но он последовалза ней в дом. Откуда-то слышался голос Пола, сопровождаемый взрывом смеха,звучавшим странным диссонансом в этом доме, скованном ледяной чопорностью ихолодным достоинством.