– Я вам… вы… – проговорила она прерывающимся голосом, нототчас умолкла, потому что он отстранился, запрокинув голову, и она увиделанапрягшуюся, смуглую, по-юношески тонкую шею. По горлу его прокатился комок,жилка забилась у изгиба плеча, и Маше вдруг до смерти захотелось коснуться ее.Это тоже, наверное, было нехорошо, но она не смогла отказать себе в такомневинном удовольствии и коснулась шеи Вайяна, только не руками – ведь онадолжна была крепко за него держаться, чтобы не упасть, – а губами. Коснуласьслегка, еще раз… и вдруг безотчетно, беспамятно впилась в его горло жаднымпоцелуем.

Вайян вскрикнул не то мучительно, не то восторженно и тактолкнул Машу, что она с размаху упала на кровать. Он навалился сверху, покрываяее лицо поцелуями, смеясь, бранясь, шепча ласковые невнятные слова, и она сохотой, самозабвенно отвечала ему – и словами, и губами, и руками, которыесрывали с Вайяна одежду с тем же неистовством, с каким он раздевал ее; и вскореона ощутила его обнаженное тело. Дрожь охватила ее, но тут Вайян прильнул к нейтак плотно, так близко, что ближе и нельзя было. Он чуть приподнялся – и Маша,чтобы не отрываться от него, от его горячего тела, приподнялась вместе с ним…опустилась… и тела их забились единым ритмом. Что-то было невыразимотрогательное и враз смешное для нее в этом их слитном самозабвенном движении, –точно в игре двух веселых зверушек; и улыбка не сходила с Машиных уст – лишьизредка прерывалась хрипловатым горловым смешком, и Вайян отвечал на ее смехпоцелуями, и глаза его излучали счастье, пока взор не затуманился…

* * *

И снова она проснулась от холода, но не вскочила, незаметалась, а какое-то время лежала недвижимо, пытаясь сообразить, где она ичто с ней. Что-то тяжелое лежало на груди. Маша скосила глаза и увидела смуглуюобнаженную руку, сонно, расслабленно накрывшую чашу ее левой груди.

Да, Вайян! Маша улыбнулась и мысленно укорила себя, но тутже едва подавила смех: никаких угрызений совести, вообще ничего, кромеблаженства, она не испытывала, зачем себе-то лгать?

Она осторожно сняла с себя руку Вайяна и, приподнявшись налокте, в свете еще не погасшего камина долго, с пугливым любопытствомдевственницы, впервые узревшей нагого мужчину, разглядывала его худощавое,стройное тело, недоумевая, как оно, такое сонное, такое расслабленное и обыкновенное,могло нынче ночью быть таким твердым, непобедимо-сильным и доставить Машестолько удовольствия.

Из обрывков разговора в девичьей (отсюда шло почти всеМашино эротическое образование) она знала, что мужская любовь иной раз имеетнад женщиной огромную власть, и та, которая нашла своего мужчину – а женщиневершин блаженства, как известно, достигнуть несравненно труднее, чем мужчине, –держится за него в буквальном смысле руками и ногами, всецело попадая под еговласть.

Она задумчиво покачала головой. Конечно, все быловосхитительно и сладостно, но ведь их с Вайяном, кроме совместного телесноговосторга, ничего не связывает! Сейчас, трезвым взором, она видела его насквозь.Горячий паренек – да и подружка ему попалась не холодная! Трагический опыт сГригорием и печальный – с Корфом, к счастью ли, к сожалению, ненадолго остудилиее жар, так что случилось то, что и должно было случиться между двумя пылкимимолодыми людьми. Да и доброе вино повлияло на их темперамент, а теперь пришловремя похмелья. У Вайяна Маша не первая (почему-то она не сомневалась, что онвзял-таки тот заветный золотой из «корзиночки» богатой вдовы и честно егоотработал!) и не последняя; да и он у нее – Маша с холодноватым цинизмомглянула в будущее, – пожалуй, тоже. Вайян странным образом освободил ее, словнобы ослабил узы, наложенные в ее душе на распутство, дал понять: если мужчинаприносит женщине горе, то его можно использовать и для удовольствия, ну алюбовь… ну что любовь?.. Маша отмахнулась и от ее светлого призрака, а заодно –и от забавных мыслей своих.

Не до того сейчас! Надо решать, как быть дальше. Разумеется,нет ни малой надежды, что Вайян, пробудившись, исполнится рыцарских чувств и,взяв Машу за руку, выведет ее из замка, отпустит на свободу. Ох, едва-а ли!Надо спасаться самой – и может ли выпасть случай лучше, чем сейчас, когдаистомленный страстью Вайян еще спит и оглушенный, одурманенный Жако валяетсягде-то у камина!

Маша соскользнула с постели и на цыпочках подбежала к окну,завешенному тяжелой шторой. Чуть сдвинула ее – и обмерла перед зрелищем мира,состоящего из ночи, звезд и звуков: где-то в горах перекатывала камни река,шумел ветер в вершинах деревьев, сонно трещала одинокая цикада… Дождь прошел:было тепло-тепло! Но самое главное, самое главное: внизу, совсем близко подокном – если прыгнуть, даже не ушибешься! – Маша увидела еще влажную,непросохшую брусчатку двора.

Можно бежать!

Она вскочила было на подоконник, да с досадою вспомнила, чтосовсем голая, и еле удержалась от смеха: хороша б она была, окажись в такомвиде внизу, под окошком! Пожалуй, пришлось бы кричать, будить Вайяна и проситьсбросить ей какую-нибудь одежонку или же бежать как есть, прикрывшись лишьраспущенной косою, подобно какой-нибудь ундине! [54]

Бросив последний, снисходительный взгляд на спящего Вайяна,Маша подобрала с полу свои разбросанные одежки, кое-как оделась… а потом,повинуясь неодолимому желанию созорничать, свернула в тючок одежду Вайяна и,зажав ее под мышкой, бесшумно выскочила из окна.

Брусчатка двора оказалась изрядно ниже, чем сверху виделосьМаше, однако она все же приземлилась удачно – на корточки. Только больно ушиблабосые пятки. Увидела поодаль каменную кладку колодезя, подбежала туда – иразжала руки над темной бездной, с удовольствием услышав слабый плеск, когдатючок с одеждою Вайяна упал в воду.

Отбежав в тень изгороди, чтоб ее нельзя было увидеть из окнав сиянии луны, она огляделась, пытаясь определить, куда теперь держать путь.Она уже давно слышала краем уха какие-то вздохи и позвякивания, напоминавшиезвуки, которые обычно доносятся из конюшни, и, дождавшись, пока глаза вполнеосвоились с темнотой, прокралась в ту сторону, но через несколько шаговзамерла, недоверчиво уставясь перед собой.

Там была не конюшня. Там стоял ее дормез, все так жезапряженный четверкою любавинских лошадей!

Маша с трудом сдержала счастливое всхлипывание. Ее карета!Ее! Как бы часть дома! Вещей, привязанных к задку, конечно, и след простыл, даи господь с ними со всеми. Нырнула в карету, дрожащими руками нашарила задвижкутайника, открыла – и снова перекрестилась, узрев нетронутым заветный грузЕгорушки.