Вот это повезло так повезло! Выскочив наружу, Маша ринуласьна радостях обнимать, целовать лошадей – они были тоже как родные – и снегодованием заметила, что лошади стоят неразнузданные, некормленые, непоеные.Эти скоты, ее похитители, даже не позаботились о них, мерзавцы! Она сожесточением плюнула в сторону освещенного окошка, за которым все еще спалВайян, да тихо присвистнула сквозь зубы: звезды на небе начали меркнуть…близился рассвет! И хотя по-хорошему коней следовало первым делом напоить, Машамогла только шепотом попросить у них прощения: сейчас прежде всего надобно былоспасаться!

Она бесшумно обежала двор, выведывая, где ворота, и, ксвоему счастью, скоро нашла выезд на мост. Да уж, удача – птица такая: колидалась в руки, улететь не спешит! Сначала Маша повела коней под уздцы, понукаяих шепотом, но копыта так застучали, колеса так загрохотали по мостовой, чтостало ясно: бесшумно отсюда не выбраться – выбраться бы вообще! Помолившисьвсем богам странствий и путешествий, чтоб задержали при ней удачу, Машавзобралась на козлы, подобрала поводья, прищелкнула кнутом – кучерская забавабыла ей не в новинку – и закричала от счастья, когда упряжка с места взяларысью. Карета пролетела меж полуразрушенных башен ворот, потом по мосту – ондрожал на ржавых цепях, будто вот-вот грозил рухнуть, – а потом по каменистой,тряской дороге резко свернула на запад. Замок остался позади, и Маша даже неудосужилась оглянуться, чтобы послать ему прощальный взгляд.

* * *

Часа через полтора беспрерывной гонки, когда уже почтисовсем рассвело, измученные жаждою и голодом лошади начали сбиваться с шагу.Когда от дороги пролегла удобная тропка к реке, она остановила упряжку и изкожаного ведра, которое лежало под кучерским сиденьем, напоила всех лошадей поочереди, не распрягая их, а сама тем временем думала, что же делать дальше.Однако ничего путного в голову не шло. Маша не выспалась, ее познабливало,хотелось укутаться потеплее и вздремнуть хоть полчасика.

Но вдруг слуха ее достиг некий звук, заставившийсодрогнуться. То был конский топот.

Топот копыт!.. Вайян и Жако, конечно, очнулись, обнаружилибегство своей пленницы – и бросились за ней в погоню.

Маша взлетела на козлы, хрипло, испуганно крикнула, вскинулакнут, но упряжка пошла неохотной, вялой рысью, и она поняла, какая это былаглупость: напоив изнуренных лошадей вволю, ждать от них прыти! Маша удивилась,как быстро отвратила от нее свои глаза изменница-удача, но еще большеудивилась, когда увидела четырех всадников, выехавших из-за поворота иперегородивших ей дорогу.

Так, значит, у Вайяна и Жако были сообщники?! Вот те на! Гдеж они прятались, интересно знать? И каким таким путем обскакали Машу на этойскалистой, неудобной дороге?! Ладно, что ей до их хитростей! Сейчас только однонужно и важно – прорваться! Или она сломает себе шею на незнакомой дороге, илиэта четверка уступит, уступит ей! Она села поудобнее, откинулась назад,покрепче уперлась спиной в стенку кареты, зажмурилась – и представила себя Елизаветою,которая мчится верхом на золотисто-рыжем Алтане по калмыцкой степи, спасаясь откамышового тигра, подгоняя и ободряя коня особенным криком-посвистом, которомуона шутки ради потом попыталась научить и сына, и дочь.

И получилось, получилось!.. Крик бился, клокотал в Машиномгорле, кони мчались как угорелые, грохоча копытами по камням, ветер хлестал влицо, выбивая слезы даже из зажмуренных глаз, а когда Маша все-таки решиласьразомкнуть ресницы, она взвизгнула от счастья: дорога впереди была пуста!

Однако тотчас оказалось, что радоваться еще рано: всадникихоть и вынуждены были пропустить бешено мчавшийся дормез, но началипреследование.

Стоило оглянуться влево, вправо ли, как Маша видела ихпригнувшимися к лошадиным шеям. Дормез мотало туда-сюда, и это какое-то времяне давало возможности обогнать его, однако через несколько мгновений Машазаметила, что один из всадников вырвался вперед, что-то крича во весь голос, новетер уносил его крик, и Маша разобрала только одно слово:

– Стойте! Стойте же!..

Да, конечно! Куда там! Ждите!

Она хлестнула лошадей, но пожалела вложить в свой удар всюнужную силу, и те ощутили только слабый щелчок. Вдобавок что-то обеспокоило еев этом крике… что-то непонятное, неосознанное, но очень озадачившее. А междутем всадник поравнялся с Машей и перегнулся со своего седла, силясь ухватитьсяза упряжь взмыленной, загнанной четверки.

Маша обрушила удары кнута – на сей раз без малейшей жалости!– на спину всадника, обтянутую синей бархатной курткой, однако помешать несмогла: он ловко перескочил на спину одной из лошадей, повернулся, поймал конецкнута и вырвал его из Машиных рук, а потом с поразительным проворствомперескочил на кучерское сиденье и выхватил поводья из Машиных рук, натянув их стакой силою, что лошади стали как вкопанные, выбив копытами искры из камней. Ихотя Маше сейчас больше всего хотелось накинуться на разбойника с кулаками, онаринулась соскочить с козел и бежать прочь, да беда, не успела: преследовательухватил ее за юбку и мощным рывком вернул на место, яростно крикнув:

– Да погодите же!

Но Маша его не слышала: тут уж она дала волю своей ярости,страху, отчаянию! И масла в огонь ее злости подливало то, что разбойник неотвечал на ее удары, а только загораживал лицо руками да коротко, как бызахлебываясь, выкрикивал:

– Стойте!.. Погодите! Стойте!

Господи, да он же хохочет, задыхается от смеха! ПроклятыйВайян, вечно он смеется!

Маша от ярости почти ослепла и молотила кулаками куда нипопадя, уже даже не нанося врагу никакого чувствительного урона, и он смогнаброситься на нее – стиснул так, что она не то что пошевелиться, вздохнутьпочти не могла, – и на сей раз не крикнул, а прошептал в самое ухо:

– Ну, тихо, тихо, моя дорогая!

И она замерла в его объятиях, ибо только сейчас до нее вдругдошло: да он же говорит по-русски!.. И кричал ей… кричал по-русски!

Маша как бы окаменела, потрясенная, а супротивник, неразжимая тисков своих рук, вдруг ткнулся лбом в ее плечо и зашелся в приступехохота – громкого, от души! Нет, это не был тихий, ехидный смешок Вайяна – Машаузнала бы его вмиг. И тут она испытала еще одно потрясение: сотоварищинападавшего нагнали карету, окружили ее, подъехав совсем близко. Маша,стиснутая крепкими руками хохочущего человека, увидела через его плечо ихвстревоженные, озабоченные лица, – одно было ей незнакомо, а два других… огосподи! Нет, быть того не может!.. Да ведь это же Егорушка и Данила!