— Рассчитал. — Ботболта невозможно было сбить столку. — Я принес ровно восемь бокалов с шампанским…

— Вот вы и попались! — По здравом размышлении Teaтоже заняла место за широкой спиной Минны. — Как вы могли принести восемьбокалов, когда в зале находилось девять человек? Я, дорогая Минна, дорогаяСофья, эта стерв.., э-э.., дорогая Аглая, проныра-журналисточка, наш новый друггосподин Рабенбауэр, секретарша покойной, уж не помню, как ее зовут, режиссер иоператор! Вы все рассчитали, вы специально сделали так, чтобы кому-то нехватило одного бокала! И не просто кому-то, а именно — дорогой Аглае!

— Я принес ровно восемь бокалов, — упрямо повторилБотболт. — Оператора я не считал…

— Почему? — поинтересовалась Софья.

— Он снимал на камеру, и руки у него были заняты. У насоднажды работал оператор, он пил после всех, на кухне. И ел тоже.

Это была маленькая месть перебежчику Чижу: Чиж Чижевич,маленькая блеклая пичуга с объективом наперевес, знай свое место, пичуга!Объедки за печкой и выпивка в людской — знай свое место, пичуга!

— Ну, хорошо, оператора с камерой мы исключаем, —продолжала гнуть свое Tea. — Оператора мы исключаем, итого остается восемьчеловек. Бокалов тоже было восемь?

— Да.

— Тогда почему одного не хватило?! Ботболт задумался.

— Потому что она разбила свой первый бокал, фрауКанунникова! — На выручку Ботболту неожиданно пришел Райнер-Вернер. —Ну, что же вы! Разве не помните? Она проиграла мне партию в шахматы и от злостиразбила бокал.

— Ах, вот оно что! — Tea улыбнулась. — Менясовершенно не удивляет, что она проиграла. Шахматы, надо же! Стоклеточные шашки— вот ее потолок!

— Ошибаетесь, дорогая Tea. — Минна улыбнулась ещешире. — Ее потолок — настольное лото. Сорок один — сплю один. И барабанныепалочки!

— Ошибаетесь, дорогая Минна. — Улыбка Софьи,казалось, могла поглотить не только зал, но и оранжерею с пристегнутой к нейтеррасой. — Ее потолок — не лото, а лотерея. Причем моментальная. Купитьдесяток билетов в ларьке, у метро, и соскоблить номер монеткой — на это многоума не надо!..

Интересно, как долго я могу сносить оскорбления в адресбеззащитной Аглаи? Пора действовать.

— А вы разве не помните, как она разбила его, дорогиедамы? — с самым невинным видом спросила я. — Разве вы при этом неприсутствовали? Разве вы выходили куда-нибудь? По делу, разумеется?

Стоклеточные шашки, моментальная лотерея и барабанныепалочки были немедленно забыты. Дамы сплотили ряды и выступили единым фронтом:

— Кажется, я что-то припоминаю, — сказала Минна.

— А я — я вижу это явственно. Как будто только чтопроизошло, — сказала Tea.

— До сих пор этот звон стоит в ушах. Звон разбившегосябокала, я имею в виду, — сказала Софья. И тут же снова переключилась набурята. — Значит, заметив, что одного бокала не хватает, вы отправились накухню, и?..

— И наполнил еще один бокал. Из открытой бутылки — онастояла на столе. А потом вернулся сюда. Все остальное вы знаете.

Все остальное выглядело не в пример печальнее, чем звонразбившегося бокала. Аглая взяла шампанское с подноса, сделала глоток и умерла.

— Да. Все остальное мы знаем. Она умерла. — Teaфыркнула. — И вы были последним, в чьих руках находился бокал с ядом. Высами поднесли его!

Никакой реакции на это — почти прямое — обвинение непоследовало. И дамы, не сговариваясь, попятились к выходу. И остановились удвери.

— Душегуб! — влюбленно прошептала Минна.

— Отравитель! — влюбленно прошептала Tea.

— Новый Грэхем Янг <Грэхем Янг(1947 — 1990) —знаменитый английский отравитель.>! — влюбленно прошепталаСофья. — А еще железный купорос притаранил!.. Ни стыда, ни совести!

Ботболт вздохнул и вопросительно приподнял брови: имяГрэхема Янга ни о чем ему не говорило. Так же, как и большинствуприсутствующих. Но клеймо “душегуба” и “отравителя” зажглось на бурятскойфизиономии ярким пионовым фонарем. Фонарь этот осветил самые потаенные уголки:ноздри, забитые серной кислотой, рот с привкусом таллия, носогубные складки сналетом мышьяка, ртутно-блестящие глаза; подбородок, унавоженный сурьмой, ифосфоресцирующие щеки. Да и с кончика его языка, казалось, капала воспетаяАристотелем цикута.

А перчатки! Чего стоили перчатки на руках Ботболта! Он неснимал их — ни за обедом, ни за ужином. Белая хлопчатобумажная ткань, неоставляющая никаких отпечатков — ни на бутылке, ни на бокале!..

Дамы уже были готовы покинуть столовую, когда раздался голосДашки. Голос, полный иронии и легкого презрения:

— Вы с ума сошли! Вы только посмотрите на него! Развеон похож на отравителя?!

— Вы правы, Дарья. — Похоже, Дашка и Чиж играли водной команде. — Идите-ка сюда, Ботболт!

Бурят по-воловьи покорно двинулся в сторону Чижа. И замерперед ним, опустив руки по швам. Чиж приподнялся на цыпочки и коснулсякончиками пальцев плоского лица Ботболта. Затем ощупал мускулы, нагловыпиравшие из-под смокинга. И в заключение изо всех сил ударил Ботболта всолнечное сплетение. Бурят даже не поморщился.

— Действительно… Этот травить не будет. Этот можеттолько череп раскроить. Или позвоночник сломать. О колено. Или расстрелятьжертву из автомата на худой конец. Даже контрольного выстрела не понадобится. Яправ?

Ботболт смущенно улыбнулся.

— Я прав. — Чиж послал Ботболту такую же смущеннуюулыбку. — Не будет такой бугай заморачиваться ядами. Яд — вещь тонкая,старомодная. Я бы даже сказал — интеллигентная. Требует точной дозировки иопределенной доли вдохновения. А здесь, как видите, интеллигентность даже неночевала. Что скажете, Ботболт?

Мажордом только развел руками, похожими на ковшиэкскаватора: что тут скажешь? И говорить нечего!

— А почему вы не упомянули о двери, Ботболт? —Дашка, до сих пор находившаяся на периферии цианидовых страстей, теперь тянулаодеяло на себя.

— Какой двери? — все три дамы насторожились —Двери в оранжерее… Куда она ведет?

— А это важно? — Ботболт надул щеки.

— Нет. Но…

— Этой дверью никто не пользуется. Недостатокпланировки, остался еще от прежних владельцев… Хозяин приказал ее закрыть.Теперь там клумба с флоксами…

— Куда она ведет?

— На кухню.

— Может быть, осмотрим ее?

— Зачем? — Ботболт все еще не мог взять в толк, очем же говорит ему Дарья. — Зачем осматривать? Ведь она заперта.

Но теперь уже никто не слушал Ботболта. Даже стадоафриканских слонов, отправившихся на водопой, произвело бы меньший шум.Впереди, высоко подбрасывая колени, неслись беллетристки. За ними едвапоспевали Дарья с Чижом; они же волочили под руки ничего не понимающего бурята.Замыкали кавалькаду мы с Райнером-Вернером.