Дверь находилась в самом дальнем углу оранжереи. И нужнобыло сильно постараться, чтобы обнаружить ее среди зарослей веерных пальм илиан, свешивавшихся прямо с потолка. Ближние подступы к ней охраняли целаяплантация папоротника и цветочный молодняк. К папоротникам вела узкая,выложенная плиткой дорожка, терявшаяся в зарослях. Прямо перед клумбой дорожкараздваивалась, и плиточный отросток вел к небольшому тупичку, в котором стояломассивное кресло. Один конец клумбы упирался прямо в стену, другого вообще небыло видно.

Я и глазом моргнуть не успела, как Чиж, разбежавшись,перемахнул через клумбу и приземлился на небольшом пятачке перед дверью.

Его пример оказался заразительным.

— ..Ни к чему не прикасаться! — завопил Чиж,стоило только дамам приблизиться к двери на расстояние нескольких метров ивплотную подойти к клумбе. — И ничего не топтать!

— Хозяину это не понравится, — поддержал ЧижаБотболт. — Там растут его любимые флоксы!

— Никто не покушается на ваши флоксы, дубина! —процедила Софья, но так и не решилась приблизиться к двери. И даже сделаланесколько шагов назад.

Ее примеру последовали все остальные. А Минна, тяжело дыша,направилась к креслу. Она уже готова была втиснуть в него телеса, когдараздался голос Ботболта:

— Это кресло хозяина. Никто не должен сидеть в креслехозяина!

— Скажите пожалуйста! — проворчала Минна, ноокрику все же подчинилась. И, отойдя от кресла, присела на край кадки сразжиревшим фикусом.

— Интересно, почему все так переполошились из-за этойдвери? — задала вполне уместный вопрос мулатка Tea. — Объясните мне,пожалуйста, вы, специалист по ядам!

Чиж покраснел, открыл рот, как будто собирался что-тосказать, — и не сказал. И бросил умоляющий взгляд на Дашку.

— Это была ваша идея, Дарья. Развивайте.

— Я подумала вот о чем… Если наш друг Ботболт неявляется отравителем…

— А почему это ваш друг Ботболт не являетсяотравителем?! — Tea сделала ударение на слове “ваш”. — Разве кто-то доказалобратное?

— Нет. Но это было бы нелогично. Ведь подозрение падетпрежде всего на него. Вы же сами сказали: он подал Аглае Канунниковой… — Дарьяедва удержалась, чтобы не скрипнуть зубами от застарелой ненависти к этомуимени. — Он подал Аглае Канунниковой бокал. Следовательно, он — первыйподозреваемый. Но ведь он не самоубийца, чтобы самому совать голову в петлю,правда? Ведь какова цель убийцы?

— А вы не знаете, деточка? Не в курсе дела? Цель убийцы— убить. Поэтому он и называется убийцей, а не истопником. — Авторсемнадцати леденящих душу триллеров посмотрела на мою бывшую подругу соснисходительной улыбкой.

— Цель убийцы — убить и не быть пойманным. Иначеубийство, плодами которого нельзя воспользоваться, теряет всякий смысл. И можетбыть смело приравнено к самоубийству. Вы ведь не самоубийца, Ботболт?

— Нет, — после минуты мучительных размышленийвыдоил из себя бурят. И тут же принялся шарить руками на своем поясе —очевидно, в поисках меча для харакири.

— Вот видите! — обрадовалась Дашка. — Значит,кто-то сильно постарался, чтобы вы были единственным возможным подозреваемым.

— “Кто-то” — это кто? — осторожно спросила Tea.

— Кто-то, кто знал о существовании этой двери. Всеочень просто: злоумышленник хочет отравить Аглаю Канунникову. Он проникает накухню через дверь в оранжерее и подсыпает яд в бутылку с шампанским. Ничего неподозревающий Ботболт наливает шампанское в бокал и… Остальное вам известно.

— Бред. — Минна покраснела.

— Полный бред. — Софья побледнела.

— Чушь собачья, — резюмировала Tea, сразу жеперевоплотившись из цивилизованной мулатки в дикую, угольно-черную африканкуплемени кокофу.

Даже я, столь далекая от детективных хитросплетений,понимала, что Дашкина теория не выдерживает никакой критики. Она и держалась-тона одном-единственном зыбком, как песок, факте: Аглая разбила предназначенныйей бокал. Разбила, а ведь могла и не разбить, если шахматная партия сРайнером-Вернером закончилась бы в ее пользу.

— А если бы фрау Канунникова не разбила бокал? —Немец, страдальчески сморщив нос, озвучил мои собственные мысли. — Если быона не разбила бокал, ничего страшного бы не произошло, не так ли?

— Ну, не знаю…

— А если бы даже она и разбила бокал, то почему тут жене взять другой? — Софья решила поддержать немца. — Или вы считаете,что все шампанское было отравлено?

— Не думаю. — Дашка растерялась. — Ведь мы жепили потом… Все пили. Кто успел, во всяком случае…

— Следовательно, злоумышленник подсыпал яд только водин бокал? Тот, который принесли позже? — продолжала наступать Софья.

— Выходит, что так…

— Вот именно! — Минна обмахнула декольте широкимлистом фикуса. — И как вы себе это представляете, деточка? Злоумышленникследит за дорогой Аглаей, он ловит каждое ее движение… Та грохает бокал об пол,и он опрометью бросается в оранжерею, уже зная, что там находится дверь накухню. И всыпает яд в бокал…

— Нет, — Ботболт произнес самую длинную фразу засегодняшний длинный вечер. — Не было никакого яда в бокале, на кухне ихдва десятка, они стоят на столе, донышками вниз, я просто взял чистый и дажепротер его. А шампанское налил из бутылки.

— Вот видите! — Софья несказанно обрадоваласьновости, которую сообщил Ботболт. — Следовательно, э-э.., злоумышленникдобавил яд в бутылку, если уж мы пошли на поводу у вашей безумной теории. Ипровернуть все это он должен был еще до того, как наш громила появится накухне. Такой план невозможно придумать на ходу, а тем более ввести в негоэлемент случайности. А тем более — осуществить его!

— И все-таки кто-то его осуществил. — Из-запапоротников показалась лохматая голова Чижа.

Пока Дашка препиралась с писательницами, он успелобследовать саму дверь и прилегающее к ней пространство.

— Осуществил?! — Теперь уже и Софья хлопнулась накадку с фикусом.

— Дверь на кухню открыта! — выдохнул Чиж.

— Она не может быть открыта. — ПереубедитьБотболта было не так-то просто. — Я лично закрывал ее два года назад.

— А она открыта! — Чиж на цыпочках подошел к дверии аккуратно, одним пальцем, подтолкнул. Дверь тихонько хихикнула петлями иподалась: в образовавшейся щели можно было даже разглядеть кусок стола ибутылку.

Ту самую бутылку с “Veuve Cliquot Ponsardin”, которую мы ужеимели счастье лицезреть. На нее так никто и не покусился.

— Она не может быть открыта. — Ботболт все ещепродолжал спорить с очевидным. — Я лично закрывал ее два года назад.

— А ключи от нее сохранились?