— Ну, насчет галиматьи я бы поостерегся. — ГоловаЧижа снова гордо вознеслась над папоротником.

— Это почему же?

— Здесь кое-что есть. Кое-что, что может пролить светна тайну двери. Бросьте мне вашу перчатку. Бот-болт! Лучше правую, так будетудобнее…

На то, чтобы стянуть перчатку с руки, Ботболту понадобилосьнекоторое время. Странная нерасторопность для лакея — если, конечно, его невывезли из захудалого дацана в Притибетье пару месяцев назад. Интересно, чем онвообще занимался, прежде чем получил из щедрых рук Дымбрыла ЦыренжаповичаУлзутуева будку, миску и сахарный мосол?..

Через секунду перчатка оказалась в руке Чижа, а еще черезсекунду он победно поднял над собой кусок какой-то ткани.

— По-моему, это первая серьезная улика, —благоговейно прошептал он.

— И что же это такое? — заинтересовались дамы.

— Платок.

— Тоже мне, улика! — фыркнула Tea. — Можетбыть, он лежит там со времен братьев Райт, Блерио и первого перелета черезЛа-Манш…

— Исключено. — Для бурята Ботболт былподозрительно эрудированным. — Строительство дома начато в 1993-м, азакончено в 1995 году. У меня есть все бумаги…

— И что же это за платок, голубчик?

Софья — эта прожженная весталка храма правосудия — питаласлабость к крохотным, невесомым и трепещущим, как крыло бабочки, вещицам, впросторечии именуемым уликами.

Чиж картинно поднес к платку свою импровизированную лупу.

— Та-ак… Платок батистовый, хорошего качества, а в углудаже имеется монограмма.

— Какая же? — выдохнула Tea.

— Какая же? — выдохнула Софья.

— Монограмма… “ММ”.

"MM” — только одному из всех присутствующих в оранжереелюдей сопутствовало это незатейливое сочетание букв.

ММ — Минна Майерлинг.

В оглушительной тишине послышался жалобный скрип кадки.Минна попыталась встать с нее — и не смогла. Пудовая грудь ее безвольно упалана живот, а лицо позеленело и приобрело восковой оттенок: теперь оно почти неотличалось от листьев фикуса, паривших над толстухой.

— Почему это вы на меня уставились? — сглотнувслюну, наконец прошептала она.

Некоторое время все сосредоточенно молчали.

— Потому что вы единственная среди нас, чьи имя ифамилия начинаются на букву “М”, — подсказала несчастной Софья.

— Это ничего не значит… Мерилин Монро имела те жеинициалы. И Мария-Магдалина… И.., и африканское восстание маджи-маджи!

— Они-то здесь при чем?

— Ни при чем! Так же, как и я…

Чиж разбежался и одним прыжком преодолел растительность,отделявшую пространство перед дверью от остальной оранжереи. Это былвпечатляющий прыжок; такой впечатляющий, что Райнер-Вернер присвистнул, а Дашказааплодировала. По-прежнему держа платок в руках, Чиж двинулся к Минне. Ираспялил его на всеобщее обозрение — кусок тонкого батиста; плотные, похожие навзбитые сливки, кружева по краям. И жирненькая красно-черная монограмма в углу.

— Посмотрите, это не ваш платок? Минна мелкозатряслась.

— Ну, так как? Что скажете?

— Да… Это мой платок. У меня дюжина таких платков… Там,наверху, в комнате. Я всегда беру с собой платки, у меня хронический гайморит…И воспаление носовых пазух.

— Хронический гайморит, надо же! — не удержаласьTea. — А за весь вечер ни разу не высморкалась! Минна перестала трястись изаплакала.

— Москва слезам не верит! — хмуро бросила Софья.После этой фразы, больше приличествующей инспектору детской комнаты милиции,Минна была сломлена окончательно. Простодушно-русское и так любовно вышитое“ММ” моментально превратилось в изысканный готический англицизм: “MysteriousMurderer” <Таинственный убийца (англ.).>. Стопроцентныесевероамериканские индейцы, орегонские собутыльники госпожи Майерлинг, были бытронуты.

Очевидно, так думала не только я. Даже Tea проявила страннуюдля беллетристки живость ума.

— “Таинственный убийца!” — с пафосом произнеслаона. — Кажется, так назывался ваш первый роман, дорогая Минна?

— Да, но…

— А как бы перевели это название вашидрузья-американцы?

Грудь Минны наконец-то отлепилась от живота и заходилаходуном. И от этой вибрации с фикуса начали медленно облетать листья.

— Таинственный убийца! Mysterious Murderer! He правдали, похоже на аббревиатуру “ММ”?

Что ж, ничего не скажешь, грациозная мулаткаТеодора-Эйприл-Вивиан-Октавия Мкамбе сделала такой же грациозный ход. Дажесуровая Софья с ее (о жалость!) недоношенным школьным то ли испанским, то линемецким была вынуждена признать красоту этого хода. А, признав, попыталасьперехватить инициативу.

— Не просто похоже, а одно лицо, — заявилаона. — И один и тот же приемчик! Если память мне не изменяет, дорогаяМинна, в этом вашем романе… “Таинственный убийца”.., герой-маньяк оставлялчто-то подобное на месте преступления.

— Не “что-то подобное”, а именно платки смонограммой. — Tea победительно рассмеялась. — Придумали бычто-нибудь новенькое, дорогая Минна!

— Вы-то откуда знаете о платках с монограммой в моемромане? — рявкнула Минна. — Ведь во всех своих бездарных интервью выговорите, что никогда не читаете произведения конкуренток!

— Все так говорят. Все говорят, что не читаютконкуренток, и все говорят, что читают Агату Кристи. И то только потому, чтоона умерла! Разве нет?

— Сколько, вы сказали, у вас платков, дорогаяМинна? — снова вклинилась Софья. — Дюжина?

— Дюжина! Двенадцать! — подтвердила Tea.

— Так-так… Сегодня вечером нас было девять, включаядоблестного Ботболта и исключая саму дорогую Минну… Плюс два алкоголика вгараже, плюс радушный хозяин! Итого ровно двенадцать! Двенадцать участниковдрамы — двенадцать платков! Вы обо всех позаботились, надо же! Первая жертвауже есть, кто следующий?

— Да, кто следующий?! — как эхо повторила заСофьей Tea. — Кто?..

Минна беспомощно переводила взгляд с одной обличительницы надругую. А те, на секунду застыв, как соляные столбы, вдруг начали стремительносближаться. Еще полметра — и они упадут друг другу в объятья и сольются вэкстазе просветленного знания!

Но объятий не последовало.

Напротив, Софья и Tea замерли. И пригнули головы. Мне дажепоказалось, что челюсти их выдвинулись, как паучьи хелицеры.

— Это мой сюжет, дорогая Софья! — брызнула ядомTea. — Руками не трогать.

— С каких это пирогов он ваш, дорогая Tea? —брызнула ядом Софья. — Ведь это я его озвучила! Я, а не вы!..