Его тон звучал дружелюбно, однако стальной блеск в глазах неоставлял места сомнениям.

— Нет нужды напоминать мне об этом каждые пять минут.

— Прошу простить мою настойчивость, друг мой Мартин.Наверное, я докучаю вам пространными отступлениями, но делаю это для того,чтобы поскорее покончить с ними. Я хочу получить от вас форму, а не суть. Сутьвсегда одна и та же, ее изобрели с момента возникновения человечества. Оназапечатлена в сердце человека подобно серийному номеру. Я хочу, чтобы вы нашлитолковый и привлекательный способ ответить на вопросы, которые мы все себезадаем. Вам следует опираться на собственное прочтение человеческой души иприменить на практике свои умения и мастерство. Я хочу, чтобы вы преподнеслиисторию, бередящую душу.

— Не более…

— И не менее.

— Вы говорите об управлении эмоциями и чувствами. Непроще ли было бы убеждать людей с помощью разумных рассуждений, простых ипонятных?

— Нет. Невозможно начать рациональный диалог счеловеком о верованиях и понятиях, которые он не способен воспринять разумом. Очем бы ни шла речь, о Боге, расе или национальной гордости. Для этого мненеобходимо более мощное средство, чем обычное риторическое рассуждение. Мненеобходима сила искусства, сценическая постановка. Нам кажется, что нам внятныслова песни, но верим мы им или нет, зависит от музыки.

Я попытался проглотить всю эту чушь не подавившись.

— Успокойтесь, на сегодня уже достаточноразговоров, — резко сменил тему Корелли. — Теперь перейдем кпрактическим вопросам. Мы с вами будем встречаться приблизительно каждыепятнадцать дней. Вы сообщаете о том, как идут дела, и показываете уже сделаннуюработу. Если я сочту нужным внести изменения или у меня появятся замечания, ядам вам знать. Работа продлится двенадцать месяцев или часть этого периода —столько, сколько потребуется для полного завершения труда. По истечении года выпредставляете мне произведение целиком, а также все сопутствующие материалы безисключения в соответствии с правом собственности и гарантиями прав,единственным обладателем которых являюсь я. Ваше имя как автора не будетупомянуто, и вы принимаете на себя обязательство не предъявлять на негопретензий после издания книги, а также не обсуждать выполненную работу, как иусловия данного соглашения, ни с кем, ни в частном разговоре, ни публично.Взамен вы получаете аванс в размере ста тысяч франков. Фактически он ужевыплачен. Затем, завершив труд и получив предварительно мое одобрение, выможете рассчитывать на дополнительное вознаграждение в размере пятидесяти тысячфранков.

Я проглотил слюну. Человеку не дано осознать масштабыалчности, притаившейся в глубине его души, пока он не услышит сладостный звонмонет в своем кармане.

— Вы не хотите оформить контракт в письменном виде?

— Наш контракт есть договор чести. Вашей и моей. И онуже скреплен. Договор чести нельзя уничтожить, ибо это уничтожило бы и того,кто его заключил, — изрек Корелли тоном, заставившим меня задуматься, ужне лучше ли было подписать договор на бумаге, пусть даже кровью. — У васесть вопросы?

— Да. Зачем?

— Я не понимаю, Мартин.

— Зачем вам понадобился такого рода материал, или какхотите его назовите. Что вы намерены с ним делать?

— Неужели совесть тревожит, Мартин? Теперь?

— Возможно, вы принимаете меня за типа бессовестного ибеспринципного. Однако если мне предстоит участвовать в проекте, который выпредлагаете, я хотел бы знать: какова конечная цель? Полагаю, на это я имеюправо.

Корелли улыбнулся и накрыл мою руку своей ладонью. Я вздрогнулот прикосновения его кожи, холодной и гладкой, как мрамор.

— Затем, что вы хотите жить.

— Звучит несколько угрожающе.

— Простое и дружеское напоминание о том, что вы и такзнаете. Вы поможете мне потому, что хотите жить, и вам безразличны цена и последствия.Поскольку совсем недавно вы стояли на пороге смерти, а ныне перед вами открытывечность и возможность новой жизни. Вы поможете мне потому, что вы человек. Ипотому, что у вас есть вера, хотя вы не желаете этого признавать.

Я убрал руку, чтобы он не смог до нее дотянуться. Он встал иотступил в глубь сада. Я наблюдал за ним.

— Не волнуйтесь, Мартин. Все получится. Поверьтемне, — произнес Корелли сладким, обволакивающим, почти отеческим тоном.

— Я уже могу идти?

— Конечно. Не хочу задерживать вас дольше необходимого.Я получил удовольствие от нашей беседы. Теперь я покину вас. Оставшись наединес собой, обдумайте как следует то, о чем мы говорили. Вот увидите, что вскоре,преодолев внутреннее сопротивление и отторжение, вы поймете, что знаете правильныйответ. На жизненном пути не встречается ничего такого, чего мы не знали бызаранее. Мы не узнаём ничего важного в жизни, а только вспоминаем.

Он повернулся и сделал знак молчаливому мажордому,ожидавшему на краю сада.

— Машина вас заберет и доставит домой. Встретимся черездве недели.

— Здесь?

— Там видно будет, — сказал он, облизнув губы,будто смакуя удачную шутку.

Мажордом приблизился и жестом пригласил следовать за собой.Корелли кивнул на прощание и снова сел на свой стул, устремив задумчивый взорна город.

9

Машина (надо же ее как-то назвать) ждала у дверей особняка.Это был не обыкновенный автомобиль, а мечта коллекционера. Он показался мнезаколдованной каретой, передвижным собором из сверкающих изогнутых линий,созданных из чистого знания, увенчанных фигуркой ангела на моторе наподобиескульптур, украшавших нос корабля. Иными словами, это был «роллс-ройс».Мажордом открыл передо мной дверь и отвесил прощальный поклон. Я ступил всалон, более напоминавший апартаменты в гостинице, чем кузов моторизированнойповозки. Едва я устроился на сиденье, как автомобиль тронулся с места и поехалвниз по косогору.

— Вы знаете адрес? — спросил я.

Водитель — темный силуэт по ту сторону стекляннойперегородки — слегка кивнул. Мы ехали по Барселоне в зачарованной тишинехромированной кареты, скользившей плавно, будто парившей над землей. Улицы идома, проплывавшие за окнами автомобиля, напоминали расселины и ущелья на днеморя. Перевалило за полночь, когда черный «роллс-ройс» свернул с улицы Комерсиои покатился по бульвару Борн. Машина остановилась в начале улицы Флассадерс,слишком узкой, чтобы по ней можно было проехать.

Шофер вышел и с поклоном открыл мне дверь. Я покинул машину,он захлопнул дверцу и вновь сел за руль, не вымолвив ни единого слова. Ясмотрел ему вслед, пока темная тень не скрылась за пологом сумрака. Спросивсебя, за что мне все это, и предпочитая не угадывать ответ, отправился домой сотчетливым ощущением, что весь мир — тюрьма, откуда невозможно убежать.