– Наш контингент специфический, больные люди не отвечают засвои поступки. В палатах, как говорится, всякой твари по паре. Я медик иобязана лечить человека, но не просто бездумно давать таблетки, а попытаться понять,что послужило причиной беды. И еще мне предписывается относиться ровно ко всем,врач не может иметь любимчиков. Но в действительности получается иначе. Вот вдевятой палате содержится Федорова Нина. Она убила четверых своих детей, малмала меньше. Попросту придушила подушкой. По какой причине? Лишь из благихпобуждений. Нина объясняет свое поведение проще некуда – она поняла: человек невсегда остается молодым, тело стареет и умирает. Федоровой от этой мысли сталоплохо, и баба решила удавить малышей, чтобы те не узнали старости. «Вот япомру, – рыдала Нина в кабинете у следователя, – и че с ребятками будет? Станутдряхлыми – кому нужны? Пойдут побираться с протянутой рукой. Лучше я их самапохороню, честь по чести, красиво, с блинами на поминках».

– Она сумасшедшая! – вырвалось у меня. Елена Николаевнапотыкала окурком в пепельницу.

– Ясное дело, Федорову нельзя назвать адекватной. Только мнетрудно с ней общаться. Еще хуже обстоит дело с Тамарой Потемкиной. У тойимелась сестра, Наташа. У девушек умерла мать, на похороны собралась вся семья,и Тамара впервые увидела парня, сына одной из своих дальних родственниц, онприехал специально из другого города, чтобы поучаствовать в скорбной церемонии.Тамара моментально влюбилась в юношу, а через месяц она убила Наташу. Какдумаете, почему? Сразу сообщу: преступление связано с ее стихийно возникшимчувством.

– Девушка приревновала сестру?

– Ваш ответ – это слова нормального человека, – спокойнопродолжала Пацюк, – рассуждения Тамары иные. Наташу она отравила, чтобы в семьеснова случились похороны, тогда девушка вновь увидит свою любовь, пареньнепременно приедет для участия в погребальной церемонии.

– Ужасно, – поежилась я. Пацюк снова вытащила курево.

– У нас в каждой палате по ужасу сидит, кто тихий, ктобуйный. Попадаются и симулянты, порой очень талантливые.

– Вернемся к Корольковой, – решительно заявила я. – Дайтевзглянуть на историю ее болезни.

Елена Николаевна зябко передернула плечами.

– Сразу не могу, надо заказать из архива, ждать неделю, да иничего особо интересного там нет. Лариса отравила мужа. Ситуация проста, словнотаблетка аспирина. Обеспеченный, зрелый мужчина, вдовец, встречает совсеммолоденькую девушку и теряет голову. Ларисе страстно хотелось вырваться изнищеты… Она почти ничего не говорила мне о своем детстве, только чтовоспитывалась в бедной семье, особых подробностей о Корольковой я не знаю. Онавесьма неохотно вспоминала прошлое – похоже, ни в школьном возрасте, ни вюности с ней ничего хорошего не происходило. И тут Сергей. Ну и наплевать, чтоу мужчины младшая дочь – ровесница Ларисы. Корольков оказался заботлив,внимателен и, на взгляд молоденькой жены, очень щедр. Девушка впервыепочувствовала себя счастливой.

– Зачем же она убила супруга? Елена Николаевна нахмурилась:

– Королькова вину отрицала, уверяла, что и в мыслях недержала убийство, яд не подливала. Кстати, где она раздобыла отраву, так и неузнали. Лариса упорно твердила: «Я Сергея жизни не лишала». Но ее вина быладоказана следствием, а на судью очень нехорошее впечатление произвело поведениеобвиняемой. Лариса не признала ничего, путалась в показаниях, а потом вообщесказала: «Делайте что хотите» – и замолчала, даже последнее слово непроизнесла. Понятно, почему ей вломили по полной. Оказавшись в бараке,Королькова не примкнула ни к одной группировке. В тюрьме и колонии трудновыжить одиночке – заключенные, как правило, сбиваются в «семьи»: в стае легчепрокормиться, передачи делятся на всех, и тот, кто не получает «грев», необделен ни чаем, ни печеньем, ни маслом. А еще, будучи членом сообщества,всегда можно рассчитывать на защиту. Только Лариса существовала сама по себе,действовала, словно автомат:построение-столовая-работа-столовая-построение-отбой. Она не ходила смотретьтелевизор, не читала книг, не участвовала в художественной самодеятельности.Зэчки сначала пытались привязываться к странной товарке, один раз ее решилипобить, но тихая Лара неожиданно легко справилась с бабами, а потом равнодушносказала: «Вы ко мне не лезьте, я в институте занималась самбо – могу и шеюсломать». Это были чуть ли не единственные слова, которые Королькова произнеслав бараке. На зоне уважают физическую силу и психическую стойкость. ВечеромНастя Панкина, королева барака, вдруг вежливо сказала: «Лариса Анатольевна,идите к нам чайку попить, с конфетами». – «Спасибо, – не менее приветливоответила Королькова, – не хочется». Больше Ларису к столу не приглашали, но ине трогали, признали ее право на автономное существование. А примерно через годпосле осуждения женщина попыталась покончить с собой. Все та же Настя пошланочью в туалет и обнаружила там Королькову, перерезавшую себе вены. Панкинаподняла шум, Ларису отвезли в больницу. Потом она оказалась в нашей клинике.

Елена Николаевна на минуту замолчала, а затем закончиларассказ:

– Она мучилась совестью, хотела наказать себя за убийствоСергея и попытку уничтожить одну из его дочерей. На суде-то отпиралась –наверное, по наивности полагала: если не признается, ее и оправдают. Но вышлоиначе. Ну а на зоне она слегка остыла и сообразила: все, теперь следует нестинаказание. Вот и навалилась тоска, да и совесть терзать начала.

– Полагаете, женщина, хладнокровно травившая супруга втечение долгого времени, может испытывать душевный дискомфорт? – с легкимсомнением осведомилась я.

Елена Николаевна кивнула:

— Вне всяких сомнений, она терзалась. А мы не понялиКоролькову, недоглядели, упустили ее.

– Следовательно, Лариса погибла, – разочарованно протянулая.

– Стопроцентно, – заверила Елена Николаевна.

– Ну что ж, – мрачно сказала я, – тогда прощайте.

– Спасибо за телевизор, – закивала Пацюк.

– Мне было приятно помочь обездоленным людям, – ответила я ипошла во двор к своему автомобилю.

Но не успела открыть машину, как на крыльцо выскочилаженщина, одетая в темно-синий сатиновый халат, и заорала:

– Эй, москвичка, погодьте! Не хотите пообедать? ЕленаНиколаевна велела вас накормить.

– Спасибо, но мне пора домой.

– Не уезжайте! Может, не побрезгуете? У нас хорошо готовят:просто, но вкусно, – зачастила бабенка, подбежав ко мне.

– Огромное спасибо, но совсем не проголодалась, – стала яотбиваться от слишком активного гостеприимства.