Примерно через полчаса после начала вечеринки (Лиз и Питередва успели смыть сажу и привести себя в порядок) в саду появился Дик Вебстер.Поначалу он слегка растерялся, но потом заметил в толпе Джеми и подошел к нему.

— Привет, — сказал он. — Помнишь меня?

Он был одет в светло-голубые, тщательно отглаженные джинсы ирубашку из клетчатой шотландки; волосы его были аккуратно причесаны на косойпробор, однако несмотря на это Джеми узнал его мгновенно.

— Конечно, помню! Ты доктор Питера, который боитсяуколов, — отозвался Джеми.

— Совершенно точно, — кивнул Дик. — Какпоживает твой братец?

— Очень хорошо поживает. Только он сердится, когда я нанего прыгаю, — пожаловался Джеми.

— Он прав, — серьезно сказал Дик. — То естьон прав не в том, что сердится, а в том, что сейчас ему нужно себя беречь. Унего еще побаливает шея, но когда она заживет, я думаю, Питер не станетвозражать против твоих прыжков.

— Я знаю про шею. Поэтому он и носит этот большойворотник, да?

— Да, только мы, врачи, называем эту штуку спинальнымкорсетом. Или попросту ошейником, но это только в разговорах между собой, когдапоблизости нет никого из начальства. А где твое начальство, Джеми?

— Ты имеешь в виду маму? — Джеми улыбнулсяДику. — Она вон там.

Он показал рукой в ту сторону, где стоял мангал.

Дик сразу увидел Лиз, которая "разогревала на решеткесардельки для гамбургеров. Было совершенно очевидно, что она трудится непокладая рук. Несмотря на это Лиз не забывала приветливо улыбаться гостям. Еерыжие волосы, огненным пятном выделявшиеся в толпе, были распущены по плечам,маленькие руки двигались проворно и изящно, и даже фартук, который онанацепила, чтобы не испачкать джинсы, выглядел совершенно очаровательно.

Словно почувствовав, что за ней наблюдают, Лиз поднялаголову и встретилась с ним взглядом. Улыбнувшись, она помахала ему лопаткой, иДик, взяв Джеми за руку, двинулся в ее сторону. Когда они подошли уже совсемблизко. Дик увидел рядом с Лиз Питера в испачканном сажей ошейнике.

— Ну, как дела? — спросил доктор своего пациента,и Питер широко улыбнулся.

— Все отлично, док! Готовь десять баксов, —добавил он вполголоса, обращаясь к матери. — Ты проиграла наш спор.

— Он пришел не ко мне, а к тебе, — также шепотомответила Лиз, притворившись, что просит сына полить сардельки кетчупом.

Потом она повернулась к Дику и приветствовала его, как самогоглавного гостя.

— Не хочешь бокал шампанского? — предложилаЛиз. — Или, может быть, вина?

— Нет, сегодня я пью только кока-колу, — ответилДик с улыбкой. — Хоть я и не на дежурстве, меня могут вызвать в больницу,если будет что-нибудь срочное.

Питер налил ему большой стакан кока-колы, и Дик, сделавглоток, огляделся по сторонам. Гости веселились напропалую. Повсюду царилапраздничная, непринужденная атмосфера.

— В этом фартуке ты похожа на настоящего повара, —пошутил он.

— Еще бы! Не хватает только белого колпака иповарешки, — отозвалась Лиз. — Как ты находишь Питера?

— По-моему, все идет нормально, — сказал Дик,бросив на своего пациента еще один профессионально-внимательный взгляд. Питеркак раз отошел к группе друзей и теперь ловко накладывал им в бумажные тарелкиразогретые гамбургеры.

— Он хочет на следующей неделе пойти в школу, —сообщила Лиз, сосредоточенно хмурясь.

— Если ты считаешь, что он готов, пусть идет. Я невозражаю.

— Спасибо. Мне кажется, Питер уже может учиться, но яхотела знать твое мнение. В начале учебного года нагрузки не особенно большие.

Оставив жаровню на попечение Питера и Кэрол, Лиз снялафартук и увлекла Дика к столу, накрытому в тени раскидистого дуба. Там ониотыскали два свободных стула и сели. Дик по-прежнему потягивал кока-колу, а Лизналила себе бокал минералки — к спиртному она была равнодушна.

— Как дела в больнице? — спросила она, чтобысгладить возникшую между ними неловкость. Теперь, когда заботы о Питере большеих не объединяли, обоим предстояло искать подходящую почву, на которой онимогли строить дальнейшие отношения.

— В больнице? Слишком много работы, к сожалению. И,боюсь, будет еще больше. Праздники и выходные — это наше проклятие.Огнестрельные ранения, автомобильные аварии, суицидальные попытки. Просто удивительно,что может сделать с собой обыкновенный человек, если на несколько днейпредоставить его самому себе.

— В таком случае я вдвойне благодарна тебе за то, чтоты смог вырваться к нам.

Дик слегка покраснел.

— Честно говоря, я фактически нахожусь в самоволке. Яоставил вместо себя старшего ординатора — того самого, который присматривал заПитером в мое отсутствие, — и поехал к вам. Но мой пейджер включен. Еслислучится что-то из ряда вон выходящее, меня вызовут.

С текучкой там справятся и без меня. Впрочем, не хватит ли оработе? Я давно хотел спросить тебя, Лиз, как проходят твои праздники ивыходные? Должно быть, тебе нелегко приходится?

— Ты угадал. Но ведь у меня есть дети, они отвлекаютменя от грустных мыслей. Что касается сегодняшней вечеринки, то она далась мнемного легче, чем я ожидала. Видишь ли, День труда всегда был одним из самыхлюбимых праздников Джека. Наверное, достаточно будет сказать, что в этом годумы не отмечали ни Валентинов день, ни Пасху, ни дни рождения девочек, ниЧетвертое июля. Да и День труда мы решили отпраздновать лишь потому, что передэтим Питер вышел из больницы. Впрочем, на самом деле мне давно хотелосьустроить детям праздник — в конце концов, они не могут вечно ходить в трауре.

И, похоже, она своего добилась. Ее дети прекрасно проводиливремя и выглядели по-настоящему счастливыми и беззаботными. Да и то сказать — стого самого трагического Рождества это был первый по-настоящему семейныйпраздник.

— Когда я был маленьким, я тоже любил праздники ивыходные, — сказал Дик. — Теперь они для меня — такие же рабочие дни,как все остальные. Даже хуже.

Почему — я уже объяснял.

Лиз такая жизнь казалась довольно безрадостной, но Дика она,судя по всему, устраивала. Лиз давно заметила, что даже в чужое дежурство онкрайне редко уезжал из больницы и с удовольствием подменял коллег.

Что, в свою очередь, означало, что Дик оказал ей великуючесть, придя на эту вечеринку.

— А что ты делаешь в свободное время, когда неработаешь и не занимаешься детьми? — Он смотрел на нее с любопытством, иЛиз рассмеялась.

— А что я могу делать? Ты хочешь сказать, что, кромеработы и детей, существует еще какая-то жизнь? Возможно, ты и прав, но я что-тоне припоминаю, чтобы я когда-то занималась чем-то, кроме этого.