— Как тебе это нравится? «Когда Рыбак ударит вновь?» Хорошобы ему выбрать для удара дряблую задницу Уэнделла Грина.

— Я полностью с тобой согласен, — кивает Том Лунд. — Какможно печатать этого борзописца? «Неизбежные вспышки насилия»! Он намекаетлюдям, что можно самостоятельно разбираться с теми, кто вызывает подозрение!

Бобби целится пальцем в грудь Лунда.

— Я лично намерен поймать этого подонка. Даю слово. Приведуего, живым или мертвым. — И на случай, что Лунд не понял, повторяет:

— Лично.

Благоразумно решив не озвучивать первые слова, которыепришли на ум, Том Лунд просто кивает. Палец Бобби по-прежнему нацелен ему вгрудь.

— Если тебе нужна помощь, может, стоит поговорить сГолливудом. У Дейла не вышло, но, возможно, тебе повезет больше.

Бобби отмахивается от этого предложения.

— Нет нужды. Дейл и я… и ты, разумеется, мы справимся. Но ялично собираюсь взять этого гада. Гарантирую. — Пауза. — А потом, Голливуд ужеушел на пенсию, когда приехал сюда, или ты забыл?

— Голливуд слишком молод для пенсии, — улыбается Лунд. — Вполиции он начал служить практически ребенком. Так что ты в сравнении с нимчуть ли не зародыш.

И под их дружный смех мы выплываем из дежурной части и вновьподнимаемся вверх, чтобы переместиться еще на квартал севернее, на Куин-стрит.

***

В нескольких кварталах к востоку мы видим под собойприземистое здание, от середины ступицы которого отходят корпуса-радиусы,разделенные лужайками. Тут и там растут высокие дубы и клены. Участок, гдерасположено здание, занимает целый квартал и окружен живой изгородью, которую,по правде сказать, давно следовало постричь. Разумеется, это какое-тообщественное здание. Первая мысль — прогрессивная начальная школа, в которойрадиусы — классы без стен, ступица — столовая и административные помещения. Но,спустившись ниже, мы слышим громкий голос Джорджа Рэтбана, доносящийся сразу изнескольких окон. Распахиваются стеклянные двери, и в яркое утро выходитстройная женщина в очках с оправой «кошачий глаз». В одной руке она держитсвернутый лист бумаги, в другой — скотч. Поворачивается к двери, разворачиваетплакат и ловкими движениями прикрепляет его скотчем на стеклянной двери.Солнечный свет отражается от кольца с дымчатым топазом размером с лесной орех,надетым на средний палец ее правой руки.

Пока она замирает на мгновение, любуясь своей работой, мызаглядываем через ее плечо, читая надпись на плакате, обрамленную нарисованнымивоздушными шариками: «СЕГОДНЯ КЛУБНИЧНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ!!!»

Когда женщина уходит в дом, мы через стеклянную дверьрассматриваем интерьер. У входа стоят два-три складных кресла-каталки. Женщинасо светло-каштановыми забранными вверх волосами, стуча высокими каблучками,проходит по уютному холлу с креслами из светлого дерева и такими же столиками,заваленными журналами, минует то ли пост охранника, то ли регистрационнуюстойку, за которой никого нет, и исчезает за полированной дверью с табличкой:«УИЛЬЯМ МАКСТОН, ДИРЕКТОР».

Что же это за школа? Почему она открыта в столь ранний час,почему устраивает фестивали в середине июля?

Мы можем назвать ее выпускной школой для тех, кто уже сдалэкзамены за все этапы своей жизни, кроме последнего, а к нему они готовятсядень за днем под неусыпной заботой Шустрика, мистера Уильяма Макстона,директора. Это «Центр Макстона по уходу за престарелыми», который, в болеенаивные времена, до косметических изменений, внесенных в серединевосьмидесятых, назывался просто «Домом престарелых Макстона».

Заведовал им тогда его основатель, Герберт Макстон, отецШустрика. Будучи человеком порядочным, Герберт пришел бы в ужас, глядя нанекоторые проделки единственного продукта его чресл. Шустрик никогда неиспытывал желания руководить «семейным зоопарком», как он называл домпрестарелых, с тамошними «вставными челюстями», «зомби», «ссыкунами» и«маразматиками». Получив диплом бухгалтера в Висконсинском университете в ЛаРивьере (где также прошел курсы случайных связей, азартных игр и пивныхзапоев), наш мальчик согласился на предложенную ему должность в Мэдисоне,административном центре штата Висконсин, в отделении департамента налогов исборов лишь для того, чтобы научиться обворовывать государство, не попадаясь.Пять лет в ДНС многому его научили, но последующая карьера консультанта неоправдала ожиданий, поэтому он согласился на уговоры стареющего отца и посвятилсебя заботам об инвалидах и маразматиках. А потом с неохотой признал, чтобизнес отца, пусть и не столь престижный, зато очень прибыльный, посколькупозволял обворовывать как государство, так и клиентов.

Давайте же вплывем в стеклянные двери, пересечем уютный холл(отметив попутно смешанные запахи освежителя воздуха и аммиака, которыегосподствуют в таких заведениях), минуем дверь в апартаменты директора ивыясним, что делает там в такую рань эта интересная молодая женщина.

За полированной дверью находится каморка без единого окна,обстановку которой составляют стол, вешалка и маленькая книжная полка,заваленная компьютерными распечатками, буклетами и флаерами. В дальней стене —открытая дверь. За ней мы видим помещение гораздо больших размеров, стены забраныполированными панелями того же цвета, что и дверь с табличкой, компанию кожанымкреслам составляет удобный диван и стеклянный кофейный столик, а такжебольшущий полированный письменный стол, заваленный бумагами.

Наша молодая женщина, ее зовут Ребекка Вайлес, сидит накраешке стола, положив ногу на ногу. Одно колено на другом, голени изящноперекрещиваются, острые носы туфель смотрят один на два часа, другой надвенадцать. Ребекка Вайлес, как мы понимаем, уселась так, чтобы ее лучшевидели, чтобы ею восхищались, причем определенно не мы. За «кошачьей» оправой вглазах читаются скепсис и веселье, хотя причина этих эмоций не очень понятна.Мы предполагаем, что она — секретарь Шустрика, и это предположение оправданнотолько наполовину: небрежность и фамильярность ее поведения говорят о том, чтосекретарскими обязанности мисс Вайлес не ограничивается (мы можем даже задатьсявопросом, откуда взялось на ее руке это милое кольцо, и, пожалуй, без труданайти правильный ответ).

Мы вплываем в открытую дверь, прослеживаем направлениестановящегося все более нетерпеливым взгляда Ребекки и видим широкую, обтянутуюрубашкой цвета хаки спину ее стоящего на коленях начальника, который головой иплечами всунулся в достаточно большой сейф. На полках мы замечаемрегистрационные книги и конверты из плотной бумаги, должно быть, набитыеденьгами. Несколько купюр выпадают из конвертов, когда Шустрик достает из ихсейфа.

— Ты повесила плакат о фестивале? — спрашивает он, неповорачиваясь.

— Да, конечно, — отвечает Ребекка Вайлес. — И какойпрекрасный день мы выбрали для нашего праздника. — Слова эти она произносит сотменным ирландским акцентом, хотя из всех экзотических мест бывала только вАтлантик-Сити, куда пару лет назад Шустрик возил ее на пять сказочных дней.Говорить так она научилась по старым фильмам.