В отличие от Элис, у Чарльза Бернсайда, высокого, костлявогостарика с мясистым носом, который лежит на металлической кровати под простыней,далеко не все в порядке с головой.

Не снится ему и Фред Астер. Вены, выступающие на лысомчерепе, спускаются к бровям, напоминающим серые мотки спутанной проволоки.Узкие глаза смотрят в выходящее на север окно и леса за участком «Макстона». Извсех обитателей крыла «Маргаритка» не спит только Берни. Его глазапоблескивают, губы изогнуты в улыбке, но эти внешние признаки ничего неозначают, потому что мозг Чарльза Бернсайда скорее всего пуст, как и егокомната. Берни много лет страдает болезнью Альцгеймера, и улыбка, вроде бысвязанная с приятными воспоминаниями, на самом деле вызвана удовлетворениемодной из основных физиологических потребностей. Если мы не сумели догадаться,что является источником вони в этой комнате, расширяющееся пятно на простыне,которой укрыт Берни, даст на это ясный ответ. Он только что справил большуюнужду, от души опорожнил кишечник прямо в кровать, и мы можем лишьконстатировать, что он не видит в этом ничего зазорного. Нет, сэр, чувствостыда давно уже ему неведомо.

Но пусть Берни, в отличие от Элис, давно уже не в себе, емуне свойственны типичные симптомы болезни Альцгеймера. Он может день-другойбубнить что-то нечленораздельное над овсянкой, как и прочие зомби Шустрика, нопотом вдруг оживает и присоединяется к миру живых. В этом состоянии ему обычноудается добираться до ванной, и он проводит долгие часы то ли куда-то исчезая,то ли бродя по территории, всем и всеми недовольный, злой. Возвращаясь из миразомби, он всегда хитер, скрытен, груб, упрям, злобен, да еще и ругается, — вобщем, в «Макстоне» из всех стариков его, пожалуй, считают самым мерзким.Некоторые из медицинских сестер, санитаров, уборщиков сомневаются, что у Берниболезнь Альцгеймера. Они думают, что он симулирует эту болезнь, чтобы емусходили с рук все его гадости. Едва ли мы можем винить их за эти подозрения.

Если только врачи не ошиблись с диагнозом, Берни, возможно,единственный в мире человек, у которого на такой стадии болезни Альцгеймерабывают длительные периоды ремиссии.

В 1996 году, на семьдесят восьмом году жизни, человек,известный как Чарльз Бернсайд, прибыл в «Макстон» на машине «скорой помощи» изгородской больницы Ла Ривьера, а не в автомобиле, за рулем которого сиделкто-то из ближайших родственников. А в приемный покой больницы он заявилсяоднажды ранним утром в гордом одиночестве, с двумя тяжелыми чемоданами,набитыми грязной одеждой, и громким голосом потребовал, чтобы ему оказалимедицинскую помощь. Говорил он не совсем связно, но его поняли. Утверждал, чтодолго шел пешком, добираясь до больницы, и теперь хочет, чтобы больница позаботиласьо нем. Пройденное им расстояние каждый раз менялось: десять, пятнадцать, а то идвадцать пять миль. То он спал несколько ночей в поле или в придорожном кювете,то не спал. Его общее состояние и идущий от него отвратительный запах говорилио том, что дорога и ночевки под открытым небом заняли у него не меньше недели.Если у него и был бумажник, то во время своего путешествия Бернсайд егопотерял. В больнице Ла Ривьера его помыли, накормили, предоставили койку ипопытались понять, с кем имеют дело. Связности в его речи не прибавилось,документов у него не было, но кое-какие факты установить все-таки удалось: вздешних местах Бернсайд долгие годы работал плотником, кровельщиком,штукатуром, как сам по себе, так и в крупных строительных фирмах. Тетя, котораяжила в Блэр, предоставила ему комнату.

Значит, он прошагал восемнадцать миль, отделявшие Блэр от ЛаРивьера? Нет, он отправился в путь откуда-то еще, он не помнил, откуда именно,но место это находилось в десяти милях, нет, в двадцати пяти милях, какой-тогород, а жители этого города — отвратительные мерзавцы. Как звали его тетю?Алтея Бернсайд. Ее адрес, номер телефона? Без понятия, он не мог вспомнить. Еготетя работала? Да, была отвратительной мерзавкой. Но она разрешила ему жить вее доме? Кто? Разрешала что? Чарльз Бернсайд не нуждался в чьих-либоразрешениях, он всегда делал все, что хотел. Тетя выгнала его из своего дома?

Что ты такое говоришь, отвратительный мерзавец.

Лечащий врач, дожидаясь результатов необходимых анализов,поставил предварительный диагноз: болезнь Альцгеймера, а сотрудница службысоциального обеспечения села на телефон и попыталась найти адрес и телефонАлтеи Бернсайд, проживающей в Блэр. В телефонной компании ей сказали, чтотакого абонента нет ни в Блэр, ни в Эттрике, ни в Кохране, ни в Спарте, ни вОналаске, ни в Ардене, ни в Ла Ривьере, ни в одном из городков, расположенных врадиусе сорока пяти миль от больницы. Расширяя зону поисков, сотрудницы службысоциального обеспечения связалась с департаментами записи актов гражданскогосостояния, социальной защиты, транспортных средств и налогов и сборов, чтобыполучить имеющуюся у них информацию об Алтее и Чарльзе Бернсайдах. Из двухАлтей, которые нашлись в компьютерных базах данных, одной принадлежал ресторанв Баттернате, городке, расположенном далеко на севере штата, а вторая быланегритянкой, работавшей в детском центре в Милуоки. Ни одна не имела никакогоотношения к мужчине, который лежал в городской больнице Ла Ривьера. СредиЧарльзов Бернсайдов, найденных в результате поиска, не оказалось ни плотников,ни кровельщиков, ни штукатуров. Алтеи, похоже, вообще не существовало. Чарльз,судя по всему, относился к тем редким людям, которые проходят по жизни, неплатя налоги, не регистрируясь на избирательных участках для голосования, необращаясь за карточкой социального страхования, не открывая банковского счета,не поступая на военную службу, без водительского удостоверения, не проведя парулет на полном государственном обеспечении.

Еще один раунд телефонных звонков привел к тому, чтотаинственного Чарльза Бернсайда определили подопечным государства и направили в«Центр Макстона по уходу за престарелыми» до того, как для него освободитсяместо в центральной больнице штата в Уайтхолле. «Скорая помощь» привезлаБернсайда в «Макстон», где, под недовольное бурчание Шустрика, его поместили вотдельную палату. Все расходы, само собой, оплатил местный бюджет. Место вцентральной больнице освободилось через шесть недель. Шустрику позвонили, чтобысообщить об этом, через несколько минут после того, как с утренней почтой онполучил чек из банка Депера, выписанный Алтеей Бернсайд, на содержание ЧарльзаБернсайда в его центре. Адресом Алтеи Бернсайд значился абонентский ящик впочтовом отделении Депера. Вот Шустрик и ответил сотруднику центральнойбольницы, что, выполняя свой гражданский долг, готов и дальше на прежнихусловиях держать мистера Бернсайда в «Центре Макстона». Старик, мол, стал еголюбимым пациентом. Еще бы, без всяких на то усилий со своей стороны засодержание Бернсайда Шустрик стал получать в два раза больше.

Следующие шесть лет болезнь Альцгеймера неуклоннопрогрессировала. Если Чарльз Бернсайд ее и симулировал, то делал это виртуозно.С головой у него становилось все хуже и хуже.

Речь все больше теряла связность, без всякого на то поводаон вдруг становился злобным и агрессивным, терял память, не мог сам есть, немог обслужить себя, лишался личностных черт.