Но… она вернулась.

Медленно Хэл снова закрыл колодец, так же, как он это сделалтогда, и в ушах у себя услышал призрачное эхо обезьяньих тарелок:Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь, кто умер, Хэл? Терри? Дэнис? Или Питер, Хэл? Он твойлюбимчик, не так ли? Так это он? Дзынь-дзынь-дзынь…

– Немедленно положи это!

Питер вздрогнул и уронил обезьяну, и на одно кошмарноемгновение Хэлу показалось, что это сейчас произойдет, что толчок запустит механизми тарелки начнут стучать и звенеть.

– Папа, ты испугал меня.

– Прости меня. Я просто… Я не хочу, чтобы ты играл с этим.

Все остальные ходили смотреть фильм, и он предполагал, чтовернется в мотель раньше их. Но он оставался в доме дяди Уилла и тети Идыдольше, чем предполагал. Старые, ненавистные воспоминания, казалось, перенеслиего в свою собственную временную зону.

Терри сидела рядом с Дэнисом и читала газету. Она уставиласьна старую, шероховатую газету с тем неотрывным, удивленным вниманием, котороесвидетельствовало о недавней дозе валиума. Дэнис читал рок-журнал. Питер сиделскрестив ноги на ковре, дурачась с обезьяной.

– Так или иначе она не работает, – сказал Питер. Вот почемуДэнис отдал ее ему, – подумал Хэл, а затем почувствовал стыд и рассердился насебя самого. Он все чаще и чаще испытывал эту неконтролируемую враждебность кДэнису и каждый раз впоследствии ощущал свою низость и… липкую беспомощность.

– Не работает, – сказал он. – Она старая. Я собираюсьвыбросить ее. Дай ее сюда.

Он протянул руку, и Питер с несчастным видом передал емуобезьяну.

Дэнис сказал матери:

– Папаша становится чертовым шизофреником.

Хэл оказался в другом конце комнаты еще прежде, чем он успелподумать об этом. Он шел с обезьяной в руке, усмехавшейся, словно в знакодобрения. Он схватил Дэниса за ворот рубашки и поднял его со стула. Раздался

Мурлыкающий звук: кое-где разошлись швы. Дэнис выгляделпочти комично испуганным. Номер «Рок-волны» упал на пол.

– Ой!

– Ты пойдешь со мной, – сказал Хэл жестко, подталкивая сынак двери в смежную комнату.

– Хэл! – почти закричала Терри. Питер молча устремил на негоизумленный взгляд.

Хэл затолкал Дэниса в комнату. Он хлопнул дверью, а затемприжал к двери Дэниса. Дэнис приобрел испуганный вид.

– У тебя, похоже, слишком длинный язык, – сказал Хэл.

– Отпусти меня! Ты порвал мою рубашку, ты…

Хэл тряхнул его еще раз.

– Да, – сказал он. – Действительно, слишком длинный язык.Разве тебя не учили в школе правильно выражаться? Или, может быть, ты этомуучился в курилке?

Дэнис мгновенно покраснел, его лицо безобразно исказилось ввиноватой гримасе.

– Я не ходил бы в эту дерьмовую школу, если бы тебя неуволили, – выкрикнул он.

Хэл еще раз тряхнул Дэниса.

– Я не был уволен, меня освободили от работы временно, и тыпрекрасно об этом знаешь, и я не хочу больше слышать от тебя эту чепуху. У тебяесть проблемы? Ну что ж, добро пожаловать в мир, Дэнис. Но только не надосваливать все свои трудности на меня. Ты сыт. Твоя задница одета. Тебедвенадцать лет, и в двенадцать лет я не… желаю слышать от тебя… всякое дерьмо.– Он отмечал каждую фразу, прижимая мальчика к себе до тех пор, пока их носыпочти не соприкоснулись, и затем вновь отшвырнув его к двери. Это было ненастолько сильно сделано, чтобы ушибить его, но Дэнис испугался. Отец никогдане поднимал на него руки с тех пор, как они переехали в Техас. Дэнис началплакать, издавая громкие, неприятные, мощные всхлипы.

– Ну, давай, побей меня! – завопил он Хэлу. Лицо егоискривилось и покрылось красными пятнами. – Побей меня, если тебе так хочетсяэтого, я знаю, как ты ненавидишь меня!

– Я не ненавижу тебя. Я очень тебя люблю, Дэнис. Но я твойотец, и ты должен уважительно относиться ко мне, иначе тебе достанется от меня.

Дэнис попытался высвободится. Хэл притянул ребенка к себе икрепко обнял его. Мгновение Дэнис сопротивлялся, а затем прижался лицом к грудиХэла и заплакал в полном изнеможении. Такого плача Хэл никогда не слышал ни уодного из своих детей. Он закрыл глаза, понимая, что и сам он обессилел.

Терри начала молотить в дверь с другой стороны.

– Прекрати это, Хэл! Что бы ты ни делал с ним, прекратинемедленно!

– Я не собираюсь его убивать, – сказал Хэл. – Оставь нас,Терри.

– Ты не…

– Все в порядке, мамочка, – сказал Дэнис, уткнувшись в грудьХэла.

Он ощущал ее недолгое озадаченное молчание, а затем онаушла. Хэл снова посмотрел на сына.

– Прости меня, за то что я обозвал тебя, папочка, – неохотнопроговорил Дэнис.

– Хорошо. Я охотно принимаю твои извинения. Когда мывернемся домой на следующей неделе, я подожду два или три дня, а затем обыщувсе твои ящики. Если в них находится что-нибудь такое, что ты не хотел бы мнепоказывать, то я тебе советую избавиться от этого.

Снова краска вины. Дэнис опустил глаза и вытер нос тыльнойстороной руки.

– Я могу идти? – его голос вновь звучал угрюмо.

– Конечно, – сказал Хэл и отпустил его. Надо поехать с нимкуда-нибудь весной и пожить в палатке вдвоем. Поудить рыбу, как дядя Уилл сомной и Биллом. Надо сблизиться с ним. Надо попытаться.

Он сел на кровать в пустой комнате и посмотрел на обезьяну.Ты никогда не сблизишься с ним, Хэл, – казалось, говорила ему ее усмешка.Запомни это. Я здесь, чтобы обо всем позаботиться, ты всегда знал что однажды ябуду здесь.

Хэл отложил обезьяну и закрыл ладонями лицо.

Вечером Хэл стоял в ванной комнате, чистил зубы и думал. Онабыла в той же самой коробке. Как могла она оказаться в той же самой коробке?

Зубная щетка больно задела десну. Он поморщился.

Ему было четыре, Биллу шесть, когда впервые он увиделобезьяну. Их отец купил им дом в Хартфорде еще до того, как умер, илипровалился в дыру в центре мира, или что там с ним еще могло случиться. Их матьработала секретарем на вертолетном заводе в Уэствилле, и целая галереягувернанток, смотрящих за детьми, побывала в доме. Потом настал момент, когдаочередной гувернантке надо было следить и ухаживать за одним только Хэлом, Биллпошел в первый класс. Ни одна из гувернанток не задержалась надолго. Они беременелии выходили замуж за своих дружков, или находили работу на вертолетном заводе,или миссис Шелбурн заставала их за тем, как они с помощью воды возмещалинедостачу хереса или бренди, хранившегося в буфете для особо торжественныхслучаев. Большинство из них были глупыми девицами, все желания которыхсводились к тому, чтобы поесть и поспать. Никто не хотел читать Хэлу, как этоделала его мать.