Миссис Хаббард вздохнула и пошла наверх. Высокая смуглаядевушка, передавшая распоряжение хозяйки, отступила к стене, давая ей проход.

Лен Бейтсон спросил, снимая плащ:

– В чем дело, Валери? Мама Хаббард пошла жаловаться на нашеповедение?

Девушка передернула худенькими точеными плечиками,спустилась вниз и пошла через холл.

– Это все больше походит на сумасшедший дом, – бросила оначерез плечо. Она двигалась с ленивой, вызывающей грацией манекенщицы.

Дом номер 26 на Хикори-роуд состоял на самом деле из двухкорпусов. Они соединялись одноэтажной пристройкой, где помещались общаягостиная и большая столовая, а подальше находились две раздевалки и маленькийкабинет. В каждую половину дома вела своя лестница. Девушки жили в правомкрыле, а юноши – в левом, оно-то и было раньше отдельным домом.

Поднимаясь по лестнице, миссис Хаббард расстегнула воротникпальто. Вздохнув еще раз, она направилась в комнату миссис Николетис.

– Опять, наверное, не в духе, – пробормотала миссис Хаббард,постучалась и вошла.

В гостиной миссис Николетис было очень жарко. Электрокаминработал на полную мощность. Миссис Николетис, дородная смуглая женщина, все ещепривлекательная, с огромными карими глазами и капризным ртом, курила, сидя надиване и облокотившись на грязноватые шелковые и бархатные подушки.

– А… Наконец-то! – Тон ее был прямо-таки прокурорским.

Миссис Хаббард, как истинная сестра мисс Лемон, и бровью неповела.

– Да, – отрывисто сказала она. – Вот и я. Мне доложили, чтовы меня искали.

– Конечно, искала. Ведь это чудовищно, просто чудовищно!

– Что чудовищно?

– Счета! Счета, которые мне из-за вас предъявляют! – МиссисНиколетис, как заправский фокусник, достала из-под подушки кипу бумаг. – Мычто, гусиными печенками и перепелами кормим этих мерзавцев? У нас тут шикарныйотель? Кем себя считают эти студентишки?

– Молодыми людьми с хорошим аппетитом, – ответила миссисХаббард. – Мы им подаем завтрак и скромный ужин, пища простая, но питательная.Мы ведем хозяйство очень экономно.

– Экономно? Экономно?! И вы еще смеете так говорить? Явот-вот разорюсь!

– Неправда, вы внакладе не остаетесь, миссис Николетис. Ценыу вас высокие, и далеко не всякий студент может позволить себе здесьпоселиться.

– Однако комнаты у меня не пустуют. У меня по три кандидатана место! И студентов направляют отовсюду, даже из посольств! Три кандидата наодну комнату – такое еще поискать надо!

– А ведь студенты к вам стремятся еще и потому, что здесьвкусно и сытно кормят. Молодым людям надо хорошо питаться.

– Ишь, чего захотели! А я, значит, оплачивай их жуткиесчета?! А все кухарка с мужем, проклятые итальяшки! Они вас нагло обманывают.

– Что вы, миссис Николетис! Еще не родился такой иностранец,которому удастся обвести меня вокруг пальца!

– Тогда, значит, вы сами меня обворовываете.

Миссис Хаббард опять и бровью не повела.

– Вам следует поосторожнее выбирать выражения, – сказала онатоном старой нянюшки, журящей своих питомцев за особенно дерзкую проделку. –Так нельзя разговаривать с людьми, это может плохо кончиться.

– Боже мой! – Миссис Николетис театральным жестом швырнуласчета в воздух, и они разлетелись по всей комнате.

Миссис Хаббард, поджав губы, наклонилась и собрала бумажки.

– Вы меня бесите! – крикнула хозяйка.

– Возможно, но тем хуже для вас, – ответила миссис Хаббард.– Не стоит волноваться, от этого повышается давление.

– Но вы же не станете отрицать, что на этой неделе у насперерасход?

– Разумеется. На этой неделе Люмпсон продавал продукты подешевке, и я решила, что нельзя упускать такую возможность. Зато на следующейнеделе расходов будет гораздо меньше.

Миссис Николетис надулась:

– Вы всегда выкрутитесь.

– Ну вот. – Миссис Хаббард положила аккуратную стопку счетовна стол. – О чем вы еще хотели со мной побеседовать?

– Салли Финч, американка, собирается от нас съехать. А я нехочу. Она ведь фулбрайтовская стипендиатка и может создать нам рекламу средисвоих товарищей. Надо убедить ее остаться.

– А почему она собралась съезжать?

Миссис Николетис передернула могучими плечами:

– Охота мне забивать голову всякими глупостями! Во всякомслучае, это были отговорки. Можете мне поверить. Я прекрасно чувствую, когда сомной неискренни.

Миссис Хаббард задумчиво кивнула. Тут она вполне соглашаласьс миссис Николетис.

– Салли ничего мне не говорила, – ответила она.

– Но вы постараетесь ее убедить?

– Конечно.

– Да, если весь сыр-бор из-за цветных, индусов этих,негритосов… то лучше пусть они убираются. Все до единого! Американцы цветных нелюбят, а для меня гораздо важнее хорошая репутация моего пансионата средиамериканцев, а не среди всякого сброда. – Она театрально взмахнула рукой.

– Пока я здесь работаю, я не допущу расизма, – холодновозразила миссис Хаббард. – Тем более что вы ошибаетесь. Наши студенты совсемне такие, и Салли, разумеется, тоже. Она частенько обедает с мистером Акибомбо,а он просто иссиня-черный.

– Тогда ей не нравятся коммунисты, вы знаете, как американцыотносятся к коммунистам. А Нигель Чэпмен – стопроцентный коммунист!

– Сомневаюсь.

– Нечего сомневаться! Послушали бы вы, что он нес вчеравечером!

– Нигель может сказать что угодно, лишь бы досадить людям.Это его большой недостаток.

– Вы их так хорошо знаете! Миссис Хаббард, дорогая, выпросто прелесть! Я все время твержу себе: что бы я делала без миссис Хаббард? Явам безгранично верю. Вы прекрасная, прекрасная женщина!

– Политика кнута и пряника, – сказала миссис Хаббард.

– Вы о чем?

– Да нет, я так… Я сделаю все, что от меня зависит.

Она вышла, не дослушав благодарных излияний хозяйки. Бормочапро себя: «Сколько времени я с ней потеряла!.. Она кого хочешь сведет с ума…» –миссис Хаббард торопливо шла по коридору к себе.