Я был преступником, моя мать – шлюхой, а отца я и вовсе не знал.

Марианна молча воззрилась на него.

– Что до твоей матери… – Он сунул руку в сумку и вытащил оттуда изысканную эмалевую шкатулку размером с ладонь.

При виде знакомых сверкающих, как драгоценные камни, красок в голове, подобно фейерверку, вспыхнули воспоминания.

Марианна ахнула.

– Она принадлежала моей матери! Я помню, один раз она мне ее показывала.

Девушка давно забыла об этом, и даже сейчас ей казалось, что это был просто сон. Она зажмурилась и попыталась ухватить кончик воспоминания о матери. Та болела, но все же копалась в саду, и вдруг лишилась сознания. В складках ее юбки что-то ярко сверкнуло, показалась толстая золотая цепочка. Но девочка не стала ее рассматривать, испугавшись, что мама умерла.

Марианна открыла глаза и увидела, как Барнабас, вытащив из шкатулки медальон, держит его за длинную тяжелую золотую цепь. Медальон представлял собой прямоугольник с ровными краями. Хоть девушка ничего не знала о драгоценностях, сразу стало ясно, что сделан он настоящим мастером. В центре находился большой красный камень – возможно, рубин, – и от него исходило восемь лучей, сверкавших крошечными канареечно-желтыми камешками.

– Ему сотни лет, и стоит он огромных денег. Твоя мать зарыла его за своим коттеджем, на случай если я не успею приехать до ее смерти. Возьми его. – И Барнабас протянул племяннице медальон.

Руки Марианны тряслись, но вещица точно легла в ладонь.

– Он такой тяжелый.

С одной стороны был рычажок, а с другой – петля. Она потянула за рычажок, и медальон с легким щелчком открылся. Внутри находилась миниатюра – темноволосая кареглазая незнакомка, чем-то неуловимо похожая на нее – возможно, глазами. На медальоне была выгравирована надпись: «Avec tout mon amour, N.». – «Со всей моей любовью, Н.».

Марианна подняла взгляд.

– Кто это? Что значит эта буква – Н?

– Я всегда считал, что это твоя настоящая мать. А что до Н… – Он пожал плечами. – Я не знаю ее имени.

– Моя настоящая мать? – воскликнула Марианна. – О чем ты, дядя?

Он судорожно сглотнул.

– Гм. Я тебе не дядя. У меня никогда не было сестер – во всяком случае, я о них ничего не знаю.

Взгляд Марианны невольно снова и снова возвращался к миниатюре. Глаза той же формы, что и у нее, но скорее темно-карие, а у нее светло-карие. А вот кожа у женщины на портрете такая же жемчужная и волосы темно-каштановые, как у Марианны.

Чем дольше она смотрела, тем яснее видела сходство. И уж точно куда большее, чем с той, кого она всю жизнь считала матерью.

Ее мать…

Эти слова вызывали в памяти лицо сердечком, рыжеватые волосы и голубые глаза.

– Кто эта женщина?

– Не знаю.

– Не знаешь?

Он вздрогнул, услышав недоверие в ее голосе, и поднял руки в успокаивающем жесте.

– Даю тебе слово, что не лгу.

– Это ценная штука – твое-то слово!

Барнабас сжал зубы, но промолчал.

– Расскажи мне все, что знаешь… дядя. – Она презрительно хмыкнула. – Полагаю, теперь я могу называть тебя так же, как все: Барнабас?

– Прошу тебя, Марианна, не надо…

– Все!

Он вздохнул:

– Да рассказывать-то особо нечего. Впервые я услышал о тебе, когда ездил с «Актерами Мейфэра». Соня получила письмо от Сандрин, в котором говорилось, что она умирает и кто-нибудь должен приехать и забрать тебя.

– Соня? Почему Соня?

– Она кузина твоей матери… – Он поморщился. – Гм… Я имею в виду – кузина Сандрин.

– Так почему меня забрала не Соня, а ты?

– Мы решили, что будет лучше, если приедет мужчина…

– Почему?

– Да я уже не помню, – ответил он весьма неубедительно.

– Повторяю вопрос: почему?

Он отвел взгляд, затем медленно посмотрел на Марианну:

– В письме Сандрин обещала деньги.

Марианна расхохоталась.

– А, вот теперь верю. – Он поморщился, услышав горечь в ее смехе. – Это нелепая история, ты же понимаешь, да?

– Понимаю. Но это правда.

– Значит, ты забрал меня ради денег?

Он с несчастным видом кивнул.

– И много?

– Пятьсот фунтов.

– Пятьсот фунтов!

Он вздрогнул и снова кивнул.

– Да это же целое состояние! Хотя после твоих недавних расписок я уверена, что они у тебя очень быстро кончились. Почему же ты, получив деньги, не отдал меня в приют?

– Просто не верится, что ты считаешь меня способным на такое!

Марианна вскинула руку.

– Не надо. Пожалуйста. Я не дура, и мне надоело, что меня таковой считают. – Прежде, чем он успел ответить, Марианна спросила: – А что с этим медальоном? Где ты его нашел?

– Он лежал в эмалевой шкатулке. Сандрин тяжело болела, когда писала Соне. Она боялась, что умрет до того, как кто-нибудь из нас приедет за тобой, поэтому закопала шкатулку и медальон и написала, где искать. К тому времени как я за тобой приехал, она уже не приходила в сознание, и за ней ухаживала соседка.

Марианна покрутила медальон:

– Значит, это и есть тот медальон, который нужен Доминику. А о каком письме он говорил? От моей матери… э-э-э от Сандрин?

– Я не знаю, какое письмо он хочет получить.

– Опять врешь?

– Нет! Я не знаю!

– Где последнее письмо от Сандрин?

Он сглотнул:

– У меня его нет.

Марианна прищурилась.

– Клянусь! На этот раз я говорю правду.

– О, на этот раз! – Марианну ошеломляла ярость, бушевавшая у нее в груди, когда она смотрела на этого лживого незнакомца. – А откуда Доминик вообще знает об этом медальоне?

– Он рылся в моих вещах. Ты же знаешь: я всегда ношу эту сумку с собой, но если кто и мог до нее добраться, то это ублюдок Стрикленд.

– И ты все эти годы носишь это в своей сумке? – с откровенным скептицизмом спросила Марианна.

– Ну конечно, нет. Но до тех пор, пока мы не купили дом, я нигде не чувствовал себя в безопасности, поэтому…

– Ты врешь мне, Барнабас! Ты о чем-то умалчиваешь! И, вероятно, много о чем.

– Да нет же, клянусь, – проныл Фарнем жалобно.

– Зачем Доминик написал тебе в прошлом году?

Барнабас уронил голову в ладони и признался едва слышно:

– Он хотел, чтобы я обязательно привез ему тебя. Поклялся, что на этот раз вернет мне проклятую контрабандную тетрадь.

– Должно быть, эта тетрадь чертовски ценная, если ты готов пойти на что угодно.

– Она не очень… хорошая, – пробормотал Фарнем.

Марианна содрогнулась, представив себе, что, как дамоклов меч, держит Доминик над головой Барнабаса.

– Где его письмо? Я хочу его видеть.

– Я его сжег.

Конечно, сжег.

Марианна нахмурилась, глядя на его склоненную голову.

– Надо думать, женщина с портрета очень богата,