– Моя голова не твоя забота. Или ты меня не хочешь?

Он все-таки застонал.

– Ты же знаешь, что хочу, но не могу…

– Знаю. Между нами ничего, кроме этого, просто не может быть. – Она высвободила руку и, положив ему на бедра, пальцами стала поглаживать истертую кожу бриджей. – Но мне все равно. Это все, чего я хочу. – Рука соскользнула с бедра на пульсирующее естество, нетерпеливо рвущееся наружу, и обхватила его прямо через кожу бриджей.

Сент-Джон со свистом втянул воздух, но как ни пытался не двигать бедрами, не тыкаться в ее ладонь, как отчаявшийся мальчишка, даже через разделявшую их кожу подавить кипящую в нем страсть было невозможно.

По-прежнему глядя ему в глаза, она чуть его оттолкнула, встала и, расстегнув несколько пуговок на высокой горловине целомудренной ночной рубашки, стянула ее через голову и бросила на пол, оставшись перед ним полностью обнаженной.

Герцог вытаращил глаза.

Как он мог думать, что она похожа на мужчину?

Такая утонченная, изысканная, с такой белой кожей она казалась ожившей мраморной статуей. Пропорции божественны и совершенны, как у витрувианского человека Леонардо, но настолько женственны, что у него все внутри заныло.

Марианна слегка вздрогнула, когда он положил руки ей на талию, бросила на него короткий смущенный взгляд и шагнула в кольцо его рук. Ее ладони заскользили по телу Сент-Джона с дерзостью, которая привела его в восторг.

Он прильнул губами к ее рту, и она без малейших колебаний чуть приоткрыла его. В отличие от прошлых поцелуев этот начался нежно, в сладком изучении друг друга. Ее губы были такими же мягкими и зовущими, как он помнил. Они брали и отдавали, наступали и отступали, сладострастно сплетались языками. Но ее тело дрожало от такого же отчаянного голода, и скоро они уже стискивали друг друга, и кусались, и вжимались в тела друг друга.

Глава 24

Может быть, Марианна решила взять то, что ей хотелось, из-за Барнабаса, столько ей сегодня поведавшего, что она незаконнорожденная, что ни один мужчина не захочет взять ее замуж, даже если не обратит внимания на испорченную репутацию.

А может, она просто наконец-то поняла, что нет смысла отказываться от того, чего хочешь. Отказывать герцогу только потому, что он герцог, глупо.

Кроме того, она не сомневалась: герцог Стонтон, в отличие от Доминика, мужчина, которому можно отдаться, ради которого можно вытерпеть многое, даже боль.

Она не успела осознать, что происходит, как Сент-Джон наклонился, подхватил ее под мышки и поднял на ноги. Когда он подтолкнул ее к кровати, она бросила на него вопросительный взгляд.

Он взял ее за подбородок, нежно, но решительно, и сказал:

– Ляг, милая.

Марианна опустилась на подушки.

От такого проявления нежности в животе у нее все сжалось. Она бы в жизни не поверила, что из такого сурового рта может вырваться столь нежное слово, произнесенное невероятно ласковым тоном.

Он навис над ней, встав на колени, и Марианне открылся восхитительный вид. Последние несколько лет она провела в окружении самых сильных и спортивных мужчин Британии, но никогда не видела такого красивого тела. Ему не доставало массивности профессионального боксера, но торс было твердым, скульптурным, безупречным.

Он провел рукой по ее животу, и губы его изогнулись в странной улыбке.

– Что означает это выражение лица? – спросила Марианна и протянула руку, чтобы погладить его по бедру.

– Что я счастлив. – Он искренне улыбнулся, и на правой щеке появилась ямочка. Тут Марианна поняла, что ни разу не видела у него такого открытого – такого счастливого! – лица.

Его большие теплые руки скользнули ей на грудь, и Марианна застонала.

– Хорошо? – пробормотал он, умелыми пальцами лаская уже затвердевшие соски.

Она смогла только кивнуть, выгибаясь под его руками, а затем он прильнул к ней губами, и все разумные мысли испарились.

Сейчас, когда она распростерлась перед ним, это пиршество для голодных жадных глаз оказалось слаще, чем безумные сны, терзавшие его ночь за ночью.

Ее изящное сильное тело изгибалось, когда он целовал эти сладкие маленькие груди. Сент-Джон прикусил один сосок, она застонала, и он спросил, хотя заранее знал ответ:

– Такой чувствительный?

Она что-то прорычала и с силой потянула его голову обратно.

Он ублажал ее губами, а руки словно действовали сами: одна ласкала живот и крепкие бедра, а другая скользнула между ног.

Она открылась ему без колебаний, и теперь зарычал он сам, лаская пальцами завитки. Потом поднял голову, пробравшись к влажным припухшим складкам.

– Это все для меня, Марианна? – поддразнил ее он, слегка сжимая ее набухший бутон двумя пальцами.

Она ткнулась ему в ладонь.

– Пожалуйста… не мучай меня… можешь заняться этим позже.

Он засмеялся.

– Я хочу тебя прямо сейчас. – Она содрогнулась от желания. – Почувствовать тебя внутри. Умоляю.

Ее мольба, такая отчаянная и откровенная, оказалась самой чувственной из всех, что когда-либо говорили ему любовницы. Он шире развел ей колени, взял возбужденное естество в руку и начал поглаживать им влажные лепестки.

Она снова вздрогнула и раздвинула ноги еще шире.

– Боже, Марианна! – Сент-Джон изумленно покачал головой. Просто смотреть на нее уже было достаточно, чтобы все закончилось.

– Пожалуйста. – Она подалась к нему бедрами, и он выполнил ее просьбу, одним мощным толчком заполнив до отказа.

Марианна прикусила угол подушки, чтобы заглушить крик, но наверняка ее все равно слышали сразу в нескольких комнатах.

«Вот тебе и секретность», – подумал Сент-Джон, пригвоздив ее к кровати, чтобы дать время приспособиться к нему.

Она открыла глаза и посмотрела на него из-под отяжелевших век. По ее лицу расплылась широкая довольная улыбка.

– М-м, все чудесно. Но почему ты остановился? Хочу еще.

Сент-Джон приглушенно рассмеялся, услышав такие простые, откровенные слова.

– Как скажешь, – произнес он чуть сдержанно, медленно почти полностью вышел из нее, резко вошел и размеренно заработал бедрами, проникая все глубже и глубже.

Она поглаживала кончиками пальцев его грудь и живот, ласкала соски, царапнула, и он вскрикнул.

– Слишком грубо? – Она усмехнулась и ущипнула его.

– Ты ведьма.

Марианна напрягла внутренние мышцы, втягивая его еще глубже.

– Пожалуйста.

Он подчинился ее желанию, и теперь объезжал ее жестко, задевая чувствительный бугорок всякий раз, когда вонзался в нее.

Ему хотелось, чтобы это длилось вечно, но он понимал, что такое невозможно. Он сжимал зубы и думал об осушении посевов, трудовом законодательстве и католическом вопросе, а она подавалась к нему бедрами в молчаливой мольбе.

Сент-Джон чувствовал, что окончательно теряет контроль над собой, вонзаясь в нее так мощно, что сотрясалась кровать.

– Как долго я