судя по миниатюре и медальону. А если учесть наше сходство, думаю, я ее дочь. Пятьсот фунтов тоже указывают на ее состояние, раз она заплатила столько, чтобы обо мне заботились. Наверняка Доминик, с его-то отточенным чутьем на человеческие слабости, считает, что нашел женщину, из которой может выжать кругленькую сумму.

Барнабас кивнул:

– Да, я тоже так думаю.

Марианна засмеялась.

– Не вижу во всем этом ничего смешного.

– О, это такой черный юмор, но все равно забавно. Я с самого начала знала, что существует только одна причина, по которой Доминик снова захотел меня увидеть: деньги. И оказалось, не ошиблась. – Она вперила в него холодный взгляд. – А ты можешь идти.

– Погоди, – взмолился Барнабас. – Что ты собираешься делать?

– Я тебе уже сказала: поеду с герцогом к Доминику.

– Тогда я поеду с тобой.

– С какой стати… – И тут до нее дошло. – Хочешь получить назад свою тетрадь. – Марианна пожала плечами. – Делай что хочешь, Барнабас, но со мной ты не поедешь.

– Марианна, пожалуйста, не надо так. Я собирался рассказать тебе все в твой день рождения, когда ты, наконец, станешь совершеннолетней.

– Ты имеешь в виду, взрослее, чем когда ты отдал меня замуж за Доминика? Так ты поэтому так настаивал и уговаривал, поэтому так старался, убеждая, что или замуж за Доминика, или провести всю жизнь в еженедельных боях? – Она прищурилась. – Ты уже заранее знал, что та свадебная церемония была фальшивой, а, Барнабас? И согласился пожертвовать мной, чтобы получить свою драгоценную тетрадь?

– Нет! Как ты можешь думать, что я…

– Просто возвращайся домой! Я привезу тебе тетрадь с твоими грязными тайнами.

Марианна вдруг почувствовала такую усталость, что едва могла держать глаза открытыми, поэтому закрыла их и откинулась на спинку кресла.

Довольно долго стояла тишина.

– Прости меня, – негромко произнес Барнабас.

Она услышала его шаги, затем дверь открылась и закрылась. Наконец-то она осталась одна.

Марианна открыла глаза. Ее дядя… нет, Барнабас, положил эмалевую шкатулку на стол рядом с медальоном. Она взяла его и снова открыла, глядя на портрет матери, надеясь уловить хоть что-то родное, но не почувствовала ничего, кроме печали. Сандрин Симпсон, мать, которую она любила всю жизнь, возможно, была такой же, как Барнабас, – просто еще кем-то, кому женщина с портрета заплатила за заботу о ее ребенке.

Это и вправду черный юмор. Как будто Марианна и без того не опустилась на самое дно после той истории с Домиником, так теперь еще оказалась незаконнорожденной.

Что еще Барнабас ей расскажет, пока вся эта заварушка с Домиником не закончилась?

Глава 23

Сент-Джон смотрел на Марианну. Ее веки становились все тяжелее и тяжелее, хотя она не съела еще и половины ужина, принесенного Иветт.

– Устала? – спросил он, положив вилку и нож на свою почти пустую тарелку.

– Устала, но мысли не унимаются. – Она зевнула и тут же коротко взглянула на него. Бледные щеки порозовели. – Прошу прощения, это очень невежливо.

– На этот раз я вас прощаю.

Ее губы сложились в очаровательную, чуть кривоватую улыбку.

– На самом деле вы думаете, что уже давно привыкли к моей грубости.

Губы герцога дрогнули – похоже, она не ошиблась. Он с облегчением отметил, что она снова разговаривает и улыбается, хотя и выглядит измученной и очень уставшей. Утром, после того как Барнабас ушел, Сент-Джон вернулся в ее комнату и обнаружил там женщину, постаревшую лет на пять. Более того, она казалась больной, и не из-за удара в висок, а от отчаяния.

Он не спросил, что случилось, а она не рассказывала: просто забралась в кровать, хотя до этого сетовала на то, что спала весь предыдущий день. Марианна проспала весь день и часть вечера, опять пропустив ужин.

Сент-Джон тоже не пошел в столовую: ждал, когда она проснется, и надеялся, что у него еще появится возможность поговорить с ней до утра, когда она будет чувствовать себя получше.

Как и вчера, он заплатил экономке баснословную сумму, чтобы кухню на ночь не запирали. Наконец, около одиннадцати ночи, Марианна проснулась.

– Все это очень вкусно, – сказала она, отодвигая от себя тарелку с недоеденным ужином, – но больше я не могу съесть ни кусочка.

Сент-Джон встал и позвонил служанке, чтобы унесла остатки.

– Теперь я готова выслушать все, что произошло, пока спала, – сказала Марианна. – И хочу знать план наших действий.

Стонтон поднял бутылку с портвейном, которую велел прислать в комнату, но Марианна покачала головой и он налил бокал только себе.

– Сегодня отбыли почти все. Остались только вы, я, Гай, Эллиот, Сесиль…

– Сесиль? Почему она здесь?

– Заявила, что останется с вами. Уперлась – и ни в какую…

– Завтра, как только у меня появится возможность вразумить подругу, она передумает.

Стонтон очень в этом сомневался.

– Если она поедет с нами, вы возьмете фургон, так что не придется тесниться в нашем, – заметил он.

– Может быть, его захочет забрать Блейд? Или она уже уехала?

– Эллиот сказал, что она покинула гостиницу еще до рассвета. Вместе со своей птицей. – Он фыркнул. – И, вероятно, с дюжиной ножей.

– А как же ее вещи?

– Сесиль говорит, она оставила багаж в фургоне.

– Это странно.

И в самом деле странно.

Сент-Джон не стал уточнять, что Эллиот последовал за Джо, но уже миль через десять она умудрилась сбросить его с хвоста, и что она не отправилась в Кале вместе с остальными.

– Значит, в нашем распоряжении два фургона?

– И еще один вашего дяди. Он управляет им сам, потому что отправил конюха с каретой.

Марианна нахмурилась, внезапно окончательно проснувшись.

– Барнабас с нами не поедет!

– Он очень настаивал… и еще с этой экономкой.

– И Соне с нами нечего делать! Я думала, мне больше никогда не придется выяснять с ней отношения.

– Это как-то связано с вашим утренним разговором?

– Никто из них не поедет! – упрямо повторила Марианна, пропустив его вопрос мимо ушей.

– Но мы вряд ли сможем им помешать: это общественная дорога. Уж лучше позволить им ехать с нами – так, по крайней мере, мы сможем быть в курсе их планов.

– Нет. – Она скрестила на груди руки.

– Подумайте немножко, – настойчиво попросил герцог. – Если Барнабас потащится позади нас, это будет выглядеть… странно.

– Мне плевать.

– Эллиот нашел художника-декоратора, который работает в местном театре. Он переделает надписи на фургонах с английского на французский. Надеюсь, так мы будем привлекать меньше внимания на дорогах.

– И как мы называемся по-французски?

– Foire aux Femmes Fantastiques de Fuchs[11].

– Почему Фукса?

– Это придумал ваш дядя.

– Он мне, как